Стихи 1984 – 2016

это все что осталось на пару

нам с тобою от времени. славно, откуда ни зырь,

видишь, в радужной оптике блеклые мы в разноцветном

и распахнутом фоне, сощурившись, смотрим вблизи

в золотое и черное лето.

2007

тайное слово

Чем пристальней взгляд, тем несокрушимей явь,

тем беззвучней и ярче, и, вынутая из кюветы,

вечно длится минута, застывшая, как змея

в переливчатой коже, с глазами из самоцветов.

Не моргни, а иначе пойдешь подметать поля

нестерпимой земли волосами, отросшими за ночь,

с потускневшей сетчаткой и осенью в журавлях,

уходящих за собственными голосами,

в насекомом шуршанье и звоне кириллицы, в аккурат

залепляющей пасть, как голему папирус с тайным

и дымящимся словом, написанным наугад

несокрушимым утром первоначальным.

2007

письмо

Сны на тонких, дрожащих лапах. В узких розовых пастях эхо.

Изнутри небеса из собственной плоти, солнце жажды, тьма просто так,

ненаселенная. Здесь никого не встретить, а выглядящее человеком -

только камень, поющий на дне океана, пытающегося листать

крошащиеся берега, рассыпающиеся от взгляда страницы

с тонконогими буковками, усердно несущими звук во рту

в штормовой зрачок темно-синий, которому просто снится

эта земля - золотая, текущая и впадающая в немоту.

2007

тысячекратное лето

как же мы остановимся. глянь: воздух, стиснутый в кулаке

течет голосами, воем, тысячекратным летом,

снегом, мускусным эхом, нежной водою рек

несуществующих или будущих. знаешь, однажды спетое

продолжает дрожать во всех четырех мирах:

в огненном сила, в каменном сердце, а в водяном

или воздушном: слова, дыхание, темный страх

глубины, высоты - и беспамятства, в основном.

вот уж фиг - а попрешь против кармы, так быть тебе

закольцованным нахрен, гоняющим всхлип по кругу.

вон орфей оглянулся, а получилось - в лицо судьбе

плыть со свернутой шеей в реке ледяного звука.

2007

отпуск по обмену

Космонавту кажется мало просто сойти с ума,

разгерметизироваться, сгореть, замерзнуть -

есть же, блин, во вселенной разумная смерть - сама

подойдет и скажет голосом жарким, розовым:

Не сиделось, братик, тебе в очкурах, все пас

да просеивал буковки, звездочки, пустоту, частоты.

Не говорилось тебе с людями - у васи Спас,

у петра пистолет, а у маши внутри зиготы.

Ну а фигли в них? нифига. Одинаковое оно сплошь:

где ты, друг? - здеся я, видишь тулово в синей кепке.

А не то, так какая разница, главное повезло

не находиться нигде, а лишь в этой горсти нелепой,

что больней, чем нигде.

Космонавт говорит: Сестра,

если ты весь мир, это значит, что у тебя нет места

остановиться, но ты не движешься - все места

это тоже ты, и тебе точно так же тесно.

Ну а хочешь, меняемся - такой же сжимающийся мир,

походи для понта с кошелкой, глядя на непонятные

дни и ночи с взрывающимися или гаснущими людьми,

переложенные облачной ватою.

2007

огонек

Просыпаешься запертым в лоб,

где ни эха, ни зги, ни покоя.

Море синее бьется об столб

побелевшей от страха башкою.

Можешь гулям умишко крошить,

ждать гостинцев с огнями на палке.

Можешь гвоздиком божу прибить

(тоже ж бабочка, только не жалко).

Поцелует ли ангел дотла,

скажешь после: да блин, так и было.

Что ж ты шепчешь: "никто тебе я"

жопу вдоль прорезающей силе.

2007

лимб

Эмалевый глаз государев на тинистой вате музейной,

в глухих панорамах, как в лимбе, персоны из серого воска -

испуг незапамятный вылит. Записан, сожжен и рассеян,

как речь человечья, как хрупкая птичья, невнятные вовсе

мышиные шепоты, посулы - норы у них с медяками,

там мутные бусины, косточки, детские зубки кривые

на нитках истлевших. А глубже уже начинается камень,

точней темнота, где откроешь глаза - и окажешься вием.

2007

план физический

самоцветною птицей горящей в зеленых тенях,

острым звуком стеклянным осколком в разинутом ухе

летне-синего неба (а сдернешь - там ночь и казна

несусветная - взял бы да нетути духа)

посмотри что мигнет над кротовой червивой землей,

чешуею и слизью припадочной пеной морскою,

над сверчковым кибуцем поющим в башке нежилой

где фигасе - ни эха ни зги не покоя.

не успеешь так падай лицом в календарный бурьян

на физический план так сказать от которого тоже

штырит до смерти если втянуться - а вымолвишь я

значит врач опоздал опоздал опоздал и похоже -

возвращаться домой где на ощупь кровать и вода,

в мемуарные выселки с острой бензиновой гарью

недалекой дороги пылящей оттуда сюда

в ртутном свете гудящем и старом.

2007

соль

Солнце почти любовь — не греет еще, но уже слепит.

Вытянешь вдох свой — нитку из неба зимнего, шерстяного.

Темно-синяя кожа Нут с соленой испариной звезд горит

за старым марлевым облаком, вытертым до основы.

Обещанья вспархивают от губ — мотыльки, обезумевшая слюда.

Наши тайны просты, одинаковы на просвет, на любом прочитаны

языке — как на пламени письма с млечными строками, ябеды в никуда,

песенки про любовь, соляные, межевые, хлебные челобитные.

Вам, подземные — бледный цветок, золотая фольга да прядь.

Вам, высокие — шепот, буковки, огоньки, голова повинная.

Монета воде, чтобы вспомнила, а огню — то, что может взять

и отнести это небу, солью горячей на кожу синюю.

2007

внутри кита