Стихи 1984 – 2016

там девы задарма, а там, сказав себе

превед, шарахнется от речи незнакомой

несчастный автохтон, не ведающий, что

он думает на языке, подобном сну и дыму

над темною водой, где в глубине костром

горит царьград из змей, весны и нефаллимов.

2007

закладка

Раскаленный грош солнце и грош ледяной луна.

Тонкая пленка земли над слоистою темнотою,

книгой шеола, медленно выговаривающей времена,

языки и царства. Наша осень лежит простою

желтой, хрупкой закладкой - листик, сверкающее крыло

нимфалиды, не помнящее себя облако с алой прядью.

Тем, что было прежней, уже укатившейся головой -

связка диких ключей, гроздь железного винограда.

2007

вереск

Ты копай, там грош, неразменный как вереск снов.

Всё, что есть под солнцем - боян, замечает Книга,

под луной всё ветер - сквозь холмы, сквозь картон домов,

и свистящие головы, где верещат и прыгают

семихвостые думки, и сыплешь им что пожрать,

чтобы не стать к утру полутелою умной чудью,

и колесико ладишь - бежать и опять бежать

в мельтешащие дали. Забудь, и с тобою будет

то же самое, что как если бы зубастые, дикие унесли

тебя в ночь зверьки, или птички под синей крышей

уложили на алое облако, смотреть как горят вдали

бесприютные звездочки над землею, почти неслышной.

2007

весною садик мой цветет

мы как рыбы над нами затягивается полынья

темно-белые дни как рисунок на хрупкой бумаге

где гравюрные выдохи где наверху ни огня

над дымящимся градом над весью унылой где зраку

остается животная серая радуга желтый фонарь

синеватые губы кровавые пятна в подъезде

лес как черные веники воткнутый в снег заслонять

горизонт а точнее отсутствие шва в этом месте

2007

2008 – 2010

пуговка

застегнуто горло на железную пуговку.

записано накрепко имя/фамилие.

ветер внутри и снаружи, и перепуганная

птица уже не ведает, где она машет крыльями.

оно понятно, и мне хотелось дойти до стены

или обрыва, но чтобы видеть где здесь - где там.

но открываешь глаза и лишь видишь другие сны,

а когда эти реки сливаются, получается пустота.

не расстегивай пуговку (железную, что на горле),

станет едино, что вдох, что выдох, выльются в небеса

голосящие стаи, земля снова станет голой,

не вполне существующей. так что не трогай сам.

2008

живем один раз

из такой дали, что о милях твердить, как водомерке звенеть о море,

из такой, что пока идешь, память переполняется, сбрасывается, шумит.

сколько ног аж по жопу стоптано, да и какими по счету очами смотришь -

а земля внизу все прокручивается, и волей-неволей летишь сквозь вид,

ощущая, что для всех она, сволочь, крутится в разные стороны.

это так же необъяснимо, как и то, что живешь лишь один бесконечный раз,

наблюдая, как горы растут и тают, как дышит вода, заколдованная

быть то небом, то аццкой болотиной, то уставшею парой глаз.

тайна видимо в том, что взаправду и звери, разорвавшие нас на части,

и неумолимые матери, собирающие нас в ту же самую, ветхую, еле стоящую даль,

что и жизнь назад, и беспамятство начинает выглядеть или являться счастьем

типа молодости, которая навсегда.

2008

пьяная сборка

Думай, но не упорствуй. Ведь вляпавшегося в суть

разрывает на два человека - один светел, ему всех жалко,

а одному горячо и люто, и кого-нибудь главного по лицу

хочется бить и бить металлической палкой.

Жалость тоже несбыточна. Смотри, как из тряских рук -

восковые уродцы, ватные облаки, моря из мятой фольги,

солнце приклеено в верхнем левом, обугливающемся углу.

Ты да я, мы стоим и таем вместе с миром недорогим.

2008

детали

заигравшийся в тайны разучится говорить,

будет знать ужасное, только не сможет вспомнить

слов пугнуть домочадцев деталями, как сгорит

милый край коробком с золотыми жуками сонными.

а без них, деталей, нас фиг напугать концом -

дескать жить будем долго, брат, а уйдем мгновенно.

...лишь у петрова демон сдерет поносить лицо.

да семенова ангел кастрирует автогеном.

2008

вьюнок

алым кленом сгорает, течет золотою ольхою по ветру,

черной сетью цедит ледяные воздушные стрежни

с поредевшими стаями, спит под слежавшимся светом

слепо-желтым адонисом лес, прозерпинушкин садик кромешный.

узелок бы на память, да ниточка быстро скользит,

обжигает ладонь, заалев, прорезает до кости,

острый лучик недолгий от звездочки той, что вблизи -

вряд ли мир: вбитый в черное тусклый серебряный гвоздик.

к маю рвет архетипами: половозрячий амур пропорхнет,

или кама, безумный вьюнок, влепит шиве прямком в ретивое,

и стечет белым пеплом в воздушную реку, где брод

невозможен живому.

2008

слова поставленные рядом

слово подброшено в воздух - прозрачный, рычащий силой.

вот он, комок окровавленных перьев, очередь в воскресенье;

вот белка, хвостатый ребенок, бросается с дерева в синий,

кипящий соцветьями воздух, фрактальный хрусталь весенний.

и в материковых снах со стекающим с неба цветом,

выгнуты аурой, переходящей в фугу, минуя припадок,

мы подобны прекрасным жукам, живущим на оба света,

с лимфой, полной теней, с глазами как черная радуга,

как слюдяное окошечко, что красным керосиновым языком

рассказывает забытье с облаками яростными, рычащими