Стихи 1984 – 2016

Милая, помнишь? - тот фильм про серебряный, зимний лес,

с людями, режущими друг дружку на фоне хрустальных видов,

под прекрасную музыку, с ангелами, спрыгивающими с небес

в сапогах из младенческой кожи, в одеяньях из перьев бритвенных.

И когда ветер уже поднялся, и жизни осталось на один укус,

а красота взяла нас в кулак и стала медленно стискивать,

главный герой всех предал какому-то неведомому врагу,

уронил дрючок и ушел в темноту, в бессмысленное

помещенье с рядами кресел, где с высокой пустой стены

вертят конусы света четыре огня совиных, а мы с тобою

идем по проходу, и дальше, и смотрим с той стороны

на квадратную тьму, стрекочущую, спокойную.

2007

выход в кадат

какой-нибудь царьград, где караван бредет

почти полмесяца предместьями; где житель

выходит на базар спросить, который год,

и что за государь на новой меди выбит.

уронишь уголек - пройдет сезон, другой -

ну выгорит чего, а там дожди потушат,

а там умрет и слух, точнее звуковой

барьер уже не даст все вести переслушать.

захватчики, войдя, успеют поседеть,

забыть родной язык, отдать детишек в школы...

какой-нибудь царьград, с огнями в высоте,

с монетами, где царь, гад в чешуе тяжелой.

2007

расцвела топорами земля

люди горят как сырые дрова - неохотно, вонюче.

хочешь маяк - а получится дрянь, крематорий.

сеешь разумное с добрым, а им не ужиться - получишь

вечную пустошь, где лишь белена да топорник -

ржавый, тяжелый цветок, тихих дум плотоядная флора.

вздрагивать поздно - понятно же, кто кого срубит.

думай, что ветер окажется сильным, а небо просторным

ровно настолько, чтоб кануть в нем, синем и хрупком.

2007

каванах

земля как пустая раковина поющая в темных далях

в струящейся слушающей посверкивающей глубине

с молчаливыми ртутными прочерками и стаями

зодиакальных животных составленных из огней

а единственный звук и тот обещание зрячей боли

вот мгновенная синева колючая горсть золотых светил

и долгий выдох опять уходящий в простую голую

безъязыкую ноту слышимую почти

2007

типа сокровище в лотосе

крекс-пекс, говорит, крибле-крабле, накось выкуси, ча-ча-чао.

ёптель-мобтель, еще подкатитесь, госпадипамилуй мя.

ёшкин кот, синий газовый лотос горит над землею печали,

ни теней от него, ни света, в сердцевине темная полынья.

и такая фигня, что на что ни глянешь, чувствуешь - невзаправду.

а то, чего нет, необозримо, и не дойти до края его.

и плывешь, как слепое пятно, похожий на аргонавта

в вывернутом тулупе золотящегося ничего.

2007

плетенка

старая кошка тычется большой, невеселою головой

в небольшую плетенку, в котячество свое сладкое,

перешедшее в сон на солнце, сон поближе к теплу, и вот

голова не пролазит в прошлое, и стоишь на дрожащих лапах,

думая, или, точнее, чувствуя тяжелую, урчащую пустоту,

календарный сквозняк, уже сделавший нас полустертой

неуверенной линией памяти, осыпающейся на свету -

ну так вот оно, будущее, шестеренчатый воздух спертый.

2007

полонез

засыпай же как божий коготь как древний вождь

в песнопенья убогих в поруганное пространство

задымленных отечеств текущих в тоску и дрожь

белоглазым шепотом слоящимся и напрасным

где рояльный мастер не хнычет но в твердой тьме

в многорядном эхе преследует звук неверный

одичавший голос и ключ качается на тесьме

да кривой молоточек да вилочка с нотой первой

а уйдешь от него превратишься в белесый шум

в полонез на расческе в кошачью руладу ночью

голой жуткой весны в поножовщину и тужур

наступившей лямури в горящее многоточие

2007

мышиный пантеон

Просыпайся, рассвет прекрасен как вспоротый самурай.

Видишь, радио пляшет, отгибая пальцы и извиваясь

под распевы убогих, поющих Семи Хорям,

Крысодеве немилостливице, да Белке, держащей в пальцах

небольшой, всеми проклятый, синий, текучий шар,

да вот все не решится - разгрызть его или спрятать,

чтобы взошедшее дерево, оскалившееся дышать,

разевало рты в темноту, в угольные ее пряди.

даже Господь наш Зайчег не знает, куда качнет:

в левое ухо плач ей, а в правое тишина

где беззвучно ступают мыши, и тишина течет

белой ослепшей молнией - только тебе ль не знать,

ее синие ветви горят на твоих руках

прорастают насквозь, цветут в разинутом рту...

Сотона наша Мурка, с головою, скрытою в облаках,

наш цветочный тигор, идущий по синей ртути.

2007

подол

сон пергаментных львов, что цветут с четырех сторон

обветшалой земли, на изгибах реки океана,

что течет вокруг мира, бурля от чудовищ, эон

за эоном, за именем имя, а следом за нами -

снова мир без людей: каракатицы, черная тушь,

гривы диких закатов, бесследных, не знающих глаза.

....и задрал бы изиде подол, да боишься найти темноту,

пауков по краям - а чуть что и набросятся сразу.

у батрахофагов, молящихся башне, был скриб,

что сказал: упраздняется кружево. я скажу: хуже -

упраздняется все - раз нет кружева, нет ни игры,

ни изиды с шахной, ни лягушки на ужин.

2007

anus mundi

Война дописана. Что вырыто пером,

могила все-таки, и желчь плывет по рекам,

драконьи потроха, в огнях железный гроб

со змиеборцами.... В глуши библиотеки,

стоящей, словно лес, за тридевять небес,

скриб сводит лоции, на карте - здесь драконы,