режу лопатки в поисках крыльев:где-то же жалили, где-то же были.шкуру – на шубу, клыки – на подарки.ты испугалась? не нападаю.падаю, пулей навылет отмечена...комья земли и помельче, помельче, ну,сыпь, не стесняйся. я так благодарнапуле, а то, что навылет – подавно.легкость отныне лишь признак прощанья.режу лопатки... нежней... затрещалии вырываясь из кожи, из пылитысячи кож, обнаружились крылья.больно и сладко, и солоно нёбо.движенье без тела размашисто-ново.я брежу тобой бездыханно и мертво.как швейной машинки стук, звук пулемета...девочка, нежность цветущих актиний,ты очень любима. так не любилидаже христа...2001/03/02
постясь в весну
ладони плоскость густо собой орошаю.правила боя с тобою не оглашаю.коррида вслепую – все что осталось обеим.дрожит мулета рубиновая, робеет.мой первый шаг по песку (или, проще – снегу).белки наливаются кровью, но их краснеезакат, текущий густо по краю марта.твой первый выдох – катастрофически мало.танцуй во мне, как рыбка. прокушен невод.на каждом пальце чешуйки, на каждом нерве.никто не сдастся, бандерильеро бессилен.глазами друг друга вымотали, взбесили,и лед, от нас оставшийся, тает ало.ты помнишь, как зима весну доедала?2001/03/06
крестик и нолики
узкие уста усталости.узкие уста у старости.одиночки сбились стаями,чтоб растаять. не растаяли.так и бродят неприкаянно,озираясь: «где рука его?и, какого черта, господи, мы тебе горланим госпелы?»в каждой глотке скрыто зернышко.в каждой падчерице – золушка.по краям хрустальных туфелекотпечаталось алтуфьево – не спеши, ну что ж ты, девица,от тебя к кому он денется?зимовали непотребно мы:стариков карали тремором,а лолиточек-леденчиковзаносили в ежедневничек,оставались после пятнамисмутными и непонятнымина подолах и на полочках:так-то дожидаться полночи!уходи, уже не выдержу:в лоб ласкать, стоять навытяжку,воровато гладить холочку,целый день звенеть на холоде,ожидать тебя, румяную...дети выли, кошки мяукали.одиночки сбились стаями,чтоб растаять. не растаяли.2001/03/12