Пора уже о школьном туалетеречь завести. Затянемся бычкомкоротким от болгарской сигареты,припрятанным искусно за бачкомна прошлой переменке. Я отпетыйуже вполне, и папа Челкашомменя назвал в сердцах. Курить взатяжкуучу я Фильку, а потом и Сашку.
57
Да нет, конечно, не того! Тогоя потерял из вида. В Подмосковьетеперь живем мы. Воин ПВОчуть-чуть косой, но пышущий здоровьем,глядит со стенда строго. Половойвопрос стоит. Зовется он любовью.Пусть я басист в ансамбле «Альтаир»,но автор «Незнакомки» мой кумир.
58
И вот уж выворачивает грубомое нутро проклятый «Солнцедар».Платком сопливым вытирая губы,я с пьяным удивленьем наблюдалнад унитазом в туалете клубаборенье двух противных ниагар —струй белопенных из трубы холоднойс кроваво-красной жижей пищеводной.
59
Прости меня, друг юности, портвейн!Теперь мне ближе водки пламень ясный.Читатель ждет уж рифмы Рубинштейн,или Эпштейн, или Бакштейн. Напрасно.К портвейну пририфмуем мы сырок«Волна» или копченый сыр колбасный.Чтоб двести грамм вобрал один глоток,винтом раскрутим темный бутылек.
60
Год 72-й. Сквозь дым пожарищэлектропоезд движется к Москве.Горят леса, и тлеет торф. Товарищ,ты помнишь ли? В патлатой головеот зноя только тяжесть. Ты завалишьэкзамены, а мне поставят двепятерки. Я переселюсь в общагу.А ты, Олежка, строевому шагу
61
пойдешь учиться следующей весной…Лишь две из комнат – Боцмана и наша —мужскими были. Весь этаж второйбыл населен девицами – от Машискромнейшей до Нинельки разбитной.И, натурально, сладострастья чашуиспил я, как сказал поэт, до дна.Но помнится мне девушка одна.
62
Когда и где, в какой такой пустынеее забуду? Твердые соскипод трикотажной кофточкою синей,зовущейся «лапшою», вопрекизиме суровой крохотное минии на платформе сапоги-чулки.В горячей тьме топчась под Джо Дассена,мы тискали друг друга откровенно.
63
А после я уламывал своихсожителей уйти до завтра. Пашкане соглашался. Наконец однихоставили нас. Потную рубашкууже я скинул и, в грудях тугихлицом зарывшись, торопливо пряжкуодной рукой отстегивал, другойуже лаская холмик пуховой.
64
И наконец, сорвав штаны, оставшисьуже в одних носках, уже средидевичьих ног, уже почти ворвавшисьв промежный мрак, уже на полпутик мятежным наслаждениям, задравшиее колени, чуя впереди,как пишет Цвейг, пурпурную вершинуэкстаза, и уже наполовину