…В немом оцепенении застыли в саду оливы, словно изваянья. Как непроглядна ночь, как бесконечна!.. Апостолы уснули, Он один. Один во всей Вселенной, черной, страшной, с далекой и холодной зведной пылью. И кажется, Отец не слышит тоже Его молитву, ужас и надежду……И медленно слова плывут сквозь ночь, И ночь их поглощает без остатка, свинцовая, безветренная ночь, с бездонным одиночеством Его. с Его тоской, с Его кровавым потом, с Его победой над смертельным страхом, с уснувшими Его учениками. А где-то вдалеке уже шаги, И факелов огни, и тихий говор. И, крадучись, идет к нему Иуда, И отдает последний поцелуй Учителю. О этот поцелуй! Каким вселенским холодом он полон, Как будто смерть бессмертия коснулась, И обожглась, не ведая еще, что проиграла навсегда, навеки.…И Он пошел спокойно, молчаливо. Апостолы как будто растворились во мраке своего непониманья, растерянности, детского испуга. И Петр в третий раз сказал: "Не знаю такого человека я…." И сразу Пропел петух, и Петр вспомнил вдруг слова Христа о том, что отречется он трижды в эту ночь, и горько плакал, И слышал этот страшный свист бича. А время шло к рассвету, и уже толпа собралась, и Пилат проснулся, и чаша на столе уже стояла, накрытая тончайшим полотенцем.Дай мне стать хотя бы четвертинкой…
Дай мне стать хотя бы четвертинкой, Если половинкою нельзя. На твоих губах улыбка Сфинкса и попытка вечности в глазах. Впрочем, математика бессильна Перед ускользающей тоской. Перед тем, как ты молчишь красиво и ведешь по времени рукой."Мне хочется уснуть, забыв о том, "
Мне хочется уснуть, забыв о том, как тело светится, как плачут наши руки, бессильные найти во тьме другого… Забыть о той стене, что делит ложе, о странном одиночестве, что любит обоих нас сильней, чем мы — друг друга. Проходит ночь, и все, что остается, — твой бледный силуэт на фоне утра и пустота над нами, в нас, за нами, и старая, почти слепая жалость, и время, что уснуло, как котенок, на тающем тепле одежды нашей."По утрам не хватало аквамаринового. "
По утрам не хватало аквамаринового. По вечерам — синего. Днем было слишком мало сиреневого. А по ночам — избыток пурпурного. И только в отдельные минуты каждого цвета было ровно столько, сколько нужно. И тогда мы называли это хрупкое равновесие минутами белой тишины. А рядом стояло счастье и училось входить в сердце на цыпочках…"Резкий короткий звук в опустевшей квартире. "
Резкий короткий звук в опустевшей квартире. Ты ушла, и лопнула пружина времени, заведенная до отказа."То, что днем казалось временным, "