Они убивают цветы и приносят любимым.И пьют, чтобы плакать, а чтоб веселиться — едят.И вдох наполняют синильным сиреневым дымомОни позабыли: есть мера — все мед и все яд.Они правят пир. Это траурный пир. После пираОни будут жрать своих жирных раскормленных псов.Они позабыли: вот образ гармонии мира —Великий покой напряженных до звона весов.Они говорят: это смерть. Мол, такой и такой я…Они и не знали — наполнив всю жизнь суетой,Что счастье — гармония жизни — мгновенье покоя.А смерть — это вечность покоя и вечный покой.Они строят скалы и норы в камнях, а из трещинСочится наваристый запах обильных борщей.Но тяжко глядеть мне на этих раскормленных женщин,И больно глядеть мне на этих оплывших детей.О, если бы к детским глазам мне доверили вещийИ старческий ум! Я бы смог примириться и жить,И клеить, и шить, и ковать всевозможные вещи,Чтоб вещи продать и опять эти вещи купить.Такое твоим мудрецам и не снилось, Гораций.Все что-то не эдак и, видимо, что-то не так…Зачем эти люди меняют состав декорацийИ в мебели новой все тот же играют спектакль?Зачем забивают обновками норы — как поры.Здесь есть, где лежать. Но здесь некуда быть. (или стать?).На свалках за Городом дымные смрадные горы —Здесь тлеют обноски обновок. Здесь нечем дышать.И горы обносок превысили горы природы.На вздыбленной чаше пизанской грудою стоитПизанское небо над нами. Пизанские воды.Пизанская жизнь… Утомительный вид…И эти забавы превысили меры и числа,И в эти забавы уходят все соки земли.Они не торопятся строить свои корабли,Поскольку забыли, что смысл в со-искании смысла.Что разум без разума в этой глуши одинок —Как я одинок без тебя, мой любимый Гораций —Что нужно спешить — ах, нет, не спешить, но стараться,Поскольку назначена встреча в назначенный срок.