Стихи

Я знаю,
я знаю все, что скажешь! Оправдать,
унизить чудо — мысль моя решила.
Но подожди… в чем цель была обмана?
А, понял! Испытующая ревность
таилась под личиной ледяной…
Нет, погляди, как выдумка искусна!
Напиток тот был ядом в самом деле,
и я в гробу, и все кругом — виденье,
но мысль моя лепечет, убеждает,
нет, нет, — раствор безвредный! Он был нужен,
чтоб тайну ты свою открыл. Ты жив,
и яд — обман, и смерть — обман, и даже —

Гонвил

А если я тебе скажу, что Стелла
не умерла?

Эдмонд

Да! Вот она — ступень
начальная… Ударом лжи холодной
ты вырвать мнил всю правду о любви.
Подослан был тот рыжий, твой приятель,
ты мне внушил — сперва чужую смерть,
потом — мою, чтоб я проговорился.

Так, — кончено: подробно восстановлен
из сложных вероятностей, из хитрых
догадок, из обратных допущений
знакомый мир… Довольно, не трудись,
ведь все равно ты доказать не можешь,
что я не мертв и что мой собеседник
не призрак. Знай — пока в пустом пространстве
еще стремится всадник, вызываю
возможные виденья. На могилу
слетает цвет с тенистого каштана.

Под муравой лежу я, ребра вздув,
но мысль моя, мой яркий сон загробный
еще живет, и дышит, и творит.
Постой, куда же ты?

Гонвил

А вот сейчас
увидишь…

(Открывает дверь на лестницу и зовет.)

Стелла!..

Эдмонд

Нет… не надо… слушай…
мне почему-то… страшно… Не зови!
Не смей! Я не хочу!

Гонвил

Пусти, рукав
порвешь… Вот сумасшедший, право…

(Зовет.)

Стелла!..
А, слышишь: вниз по лестнице легко
шуршит, спешит…

Эдмонд

Дверь, дверь закрой! Прошу я!
Ах, не впускай. Дай продумать… Страшно…
Повремени, не прерывай полета, —
ведь это есть конец… паденье-…

Гонвил

Стелла!
Иди же…

Занавес

6-17 марта 1923

Из Вильяма Шекспира

Сонет 17

Сонет мой за обман века бы осудили,
когда б он показал твой образ неземной, —
но в песне, знает Бог, ты скрыта, как в могиле,
и жизнь твоих очей не выявлена мной.

Затем ли волшебство мной было бы воспето
и чистое число всех прелестей твоих, —
чтоб молвили века: "Не слушайте поэта;
божественности сей нет в обликах мирских"?

Так высмеют мой труд, поблекнувший и сирый,
так россказни смешны речистых стариков, —
и правду о тебе сочтут за прихоть лиры,
за древний образец напыщенных стихов…

Но если бы нашлось дитя твое на свете,
жила бы ты вдвойне, — в потомке и в сонете.

Сонет 27

Спешу я, утомясь, к целительной постели,
где плоти суждено от странствий отдохнуть, —
но только все труды от тела отлетели,
пускается мой ум в паломнический путь.

Потоки дум моих, отсюда, издалека,
настойчиво к твоим стремятся чудесам, —
и держат, и влекут измученное око,
открытое во тьму, знакомую слепцам.