Стихи

Богу молиться об этом грешно.
Книжки об этом печатать смешно.
Что с этим все-таки делать?
Жил же без этого – и ничего,
без дорогого лица твоего
и уж тем паче без тела.

Что посоветуешь, милый дружок?

Милый дружок, как обычно, – молчок.
Правильно, что уж тут скажешь.
Сам заварил и расхлебывай сам,
кто ж поднесет к твоим детским губам
эту прогорклую кашу!

Жил, не тужил же, и вот тебе раз! —

по уши в этом блаженстве увяз,
мухою в липком варенье.
Сладко, и тяжко, и выхода нет.
Что-то уж слишком мне мил белый свет
из-за тебя, без сомненья!

Сердце скрепя и зубами скрипя,

что же я все же хочу от тебя,
от европеянки нежной?
К сердцу прижать или к черту послать?
Юбку задрать, завалить на кровать?
Это неплохо, конечно.

Но я ведь знаю, что даже тогда

мне от тоски по тебе никуда
не убежать, дорогая!
Тут ведь вопрос не вполне половой —
метафизический! – Боже ты мой,
что я такое болтаю?!.

Просто я очень скучаю.

* * *

Я Вас любил. Люблю. И буду впредь.
Не дай Вам бог любимой быть другими!
Не дай боже! – как угрожает дед
испуганным салагам. Жаль, что с ними

у Вас немного общего – пугать

Вас бесполезно, а сердить опасно.
Мне остается терпеливо ждать,
когда ж Вам наконец-то станет ясно,

что я люблю Вас так, мой юный друг,

как сорок тысяч Гамлетов, как сотни
Отелл (или Отеллов?), внидя вдруг
в Господний свет и морок преисподней.

И разуму, и вкусу вопреки,

наперекор Умберто Эко снова
я к Вам пишу нелепые стихи —
все про любовь, а «о пизде ни слова» —

как говорил все тот же злобный дед

назад лет двадцать пять в казарме нашей.
Я был уже законченный поэт,
а Вы, Наташа… и подумать страшно.

Все безнадежно. И, наверно, зря

я клялся никому не дать коснуться
Вас даже пальцем, уж не говоря
о чем-нибудь похлеще… До поллюций

дойдя уже, до отроческих снов,

до ярости бессильной, до упора,
я изумлен – действительно, любовь!
Чего ж ты медлила? Куда ж так мчишься скоро?

* * *

Не унывай, Наташенька, не стоит!
Давай-ка лучше ляжем на кровать!
Занятье тоже, в сущности, пустое,
дурацкое – но лишь на первый взгляд!

На самом деле смысл в нем есть, дружочек!

Да, может быть, все смыслы только в нем!
Не хочешь?! Вот те раз! Чего ж ты хочешь? —
Но все равно – мы все равно вдвоем!

Что мы умрем – не может быть и речи!

Пожалуйста, Наташка, не грусти!
Откупори чего-нибудь покрепче
и эту книжку на ночь перечти.

* * *

Есть тонкие, властительные связи
между тобой, Наташ, и остальным.
Не то чтоб стало меньше безобразий, —
их вес удельный стал совсем иным.

И зеркало, которое внушало

мне отвращенье легкое досель,
манящей тайной светится теперь —
вот эту рожу Таша целовала!

* * *