Близко к сердцу прими меня, Таша, ближе,чем бюстгальтер, пальцам моим знакомый,в благодатную тьму меж грудей девичьих.И еще поближе.Как нелепо это у нас сложилось —ты Фаон, я Сафо. Умора просто.Но и вправду блаженством богам я равен,когда я с тобою.Но завистливы боги, жадны, как прежде.Лишь Морфей, обижаемый мной столь часто,помогает покамест мне – еженощнынаши встречи, Таша!
* * *
Ax, Наталья, idol mio,истукан и идол!..Горько плачет супер-эго,голосит либидо!Говорит мое либидотвоему либидо:«До каких же пор, скажите,мне терпеть обиды?»А в ответ: «И не просите,вы, простите, быдло!Сублимируйтесь-ка лучшевыше крыши, выше тучи,обратитесь в стих певучий,вот и будем квиты!»Хрен вам, а не стих за это!Больше ни куплета!Не нужны мне выси вашибез моей Наташи!
* * *
Ну что, читательница? Как ты там? Надеюсь,что ты в тоске, в отчаянье, в слезах,что образ мой, тобой в ночи владея,сжимает грудь и разжигает пах.Надежды праздные. А как бы мне хотелось,чтобы и вправду поменялись мы,чтоб это ты, томясь душой и телом,строчила письма средь полночной тьмы,чтоб это я, спокойный и польщенный,в часы отдохновенья их читал,дивясь бесстыдству девы воспаленной,подтексты по привычке отмечал.
* * *
Изливая свою душуВам, моя Наташа,я всегда немного трушу —ведь не благовонья это,не фиал с вином кометы,а скорей параша.Пахнет потом, перегаром,«Беломорканалом»,злобой разночинской старойи набитой харей,пивом пополам с портвейном,хлоркой да «Перцовкой».Если буду откровенен,будет Вам неловко!Станет Вам противно, Таша,станет очевидно,до чего ж я незавидный,до чего ж неаппетитнозаварил я кашу!Вы Джейн Остин героиня,я – Лескова, что ли?Помяловского – не боле!И, конечно, в Вашей воле,нежная моя врагиня,отменить меня.
* * *
Ладно уж, мой юный друг,мне сердиться недосуг,столько есть на светеинтересных всяких штук!Взять хоть уток этих!Взять хоть волны, облака,взять хоть Вас – навернякаможно жизнь угробить,можно провести века,чтоб узнать подробноВаши стати, норов Ваш,признаков первичных раж,красоту вторичных.Но и кроме Вас, Наташ,столько есть в наличьенерассмотренных вещей,непрочитанных идей,смыслов безымянных,что сердиться – ей-же-ей —как-то даже странно!Есть, конечно, боль и страх,злая похоть, смертный прах —в общем, хулиганство.Непрочны – увы и ax —время и пространство.Но ведь не о том письмо!Это скучное дерьмонедостойно гнева!Каркнул ворон: «Nevermore!»Хренушки – forever!