Стихи

до срока тайного скрывался

мир целый,-- мстительно-живой.

Дышал он смертною отравой,

весь беззаконных полон сил.

А этот город величавый

главу так гордо возносил.

И оснеженный, в дымке синей

однажды спал он,-- недвижим,

как что-то в сумрачной трясине

внезапно вздрогнуло под ним.

И все кругом затрепетало,

и стоглагольный грянул зов:

раскрывшись, бездна отдавала

зaвopoженныx мертвецов.

И пошатнулся всадник медный,

и помрачился свод небес,

и раздавался крик победный:

"Да здравствует болотный бес".

---------------------------------------------------------------------------------------------

Россия

Плыви, бессонница, плыви, воспоминанье...

Я дивно одинок. Ни звука, ни луча...

Ночь за оконницей безмолвна, как изгнанье,

черна, как совесть палача.

Мой рай уже давно и срублен, и распродан...

Я рос таинственно в таинственном краю,

но Бог1 у юного, небрежного народа

Россию выхолил мою.

Рабу стыдливую, поющую про зори

свои дрожащие, увел он в темноту

и в ужасе ее, терзаньях и позоре

познал восторга полноту.

Он груди вырвал ей, глаза святые выжег,

и что ей пользы в том, что в тишь ее равнин

польется ныне смрад от угольных изрыжек

Европой пущенных машин?

Напрасно ткут они, напрасно жнут и веют,

развозят по Руси и сукна, и зерно:

она давно мертва, и тленом ветры веют,

и все, что пело, сожжено.

Он душу в ней убил. Хватил с размаху о пол

младенца теплого. Вдавил пятою в грязь

живые лепестки и, скорчившись, захлопал

в ладоши, мерзостно смеясь.

Он душу в ней убил -- все то, что распевало,

тянулось к синеве, плясало по лесам,

все то, что при луне над водами всплывало,

все, что прочувствовал я сам.

Все это умерло. Христу ли, Немезиде

молиться нам теперь? Дождемся ли чудес?

Кто скажет наконец лукавому: изыди?

кого послушается бес?

Все это умерло, и все же вдохновенье

волнуется во мне, сгораю, но пою.

Родная, мертвая, я чаю воскресенья

и жизнь грядущую твою!

1922>

1 Возможно, опечатка: "Бес"? -- С. В.

---------------------------------------------------------------------------------------------

Снежная ночь

Как призрак я иду, и реет в тишине

такая тающая нега,-

что словно спишь в раю и чувствуешь во сне

порханье ангельского снега.

Как поцелуи губ незримых и немых,

снежинки на ресницах тают.

Иду, и фонари в провалах кружевных

слезами смутными блистают.

Ночь легкая, целуй, ночь медленная, лей

сладчайший снег зимы Господней,-

да светится душа во мраке все белей,

и чем белей, тем превосходней.

Так, ночью, в вышине воздушной бытия,

сквозь некий трепет слепо-нежный

навстречу призракам встает душа моя,

проникшись благодати снежной.

1922>

---------------------------------------------------------------------------------------------

Суфлер

С восьми до полночи таюсь я в будке тесной,

за книгой, много раз прочитанной, сижу

и слышу голос ваш... Я знаю,-- вы прелестны,

но, спутаться боясь, на вас я не гляжу.

Не ведаете вы моих печалей скрытых...

Я слышу голос ваш, надтреснутый слегка,

и в нем,-- да, только в нем, а не в словах избитых,

звучат пленительно блаженство и тоска.

Все так недалеко, все так недостижимо!

Смеетесь, плачете, стучите каблучком,

вблизи проходите, и платье, вея мимо,

вдруг обдает меня воздушным холодком.

А я,-- исполненный и страсти и страданья,

глазами странствуя по пляшущим строкам,-

я кукольной любви притворные признанья

бесстрастным шепотом подсказываю вам...

1922>

---------------------------------------------------------------------------------------------

Finis

Не надо плакать. Видишь, там -- звезда,

там -- над листвою, справа. Ах, не надо,

прошу тебя! О чем я начал? Да,

-- о той звезде над чернотою сада;

на ней живут, быть может... что же ты,

опять! Смотри же, я совсем спокоен,

совсем... Ты слушай дальше: день был зноен,

мы шли на холм, где красные цветы...

Не то. О чем я говорил? Есть слово:

любовь, -- глухой глагол: любить... Цветы

какие-то мне помешали. Ты

должна простить. Ну вот -- ты плачешь снова.

Не надо слез! Ах, кто так мучит нас?

Не надо помнить, ничего не надо...

Вон там -- звезда над чернотою сада...

Скажи -- а вдруг проснемся мы сейчас?

9. 1. 23.

---------------------------------------------------------------------------------------------

x x x

Я видел смерть твою, но праздною мольбой

в час невозможный не обидел

голубогрудых птиц, дарованных тобой,

поющих в памяти. Я видел.

Я видел: ты плыла в серебряном гробу,

и над тобою звезды плыли,

и стыли на руках, на мертвом легком лбу

концы сырые длинных лилий.

Я знаю: нет тебя. Зачем же мне молва

необычайная перечит?

"Да полно, -- говорит, -- она жива, жива,

все так же пляшет и лепечет."

Не верю... Мало ли, что люди говорят.

Мой Бог и я -- мы лучше знаем...

Глаза твои, глаза в раю теперь горят:

разлучены мы только раем.

10. 1. 23.

---------------------------------------------------------------------------------------------

x x x

Как затаю, что искони кочую,

что, с виду радостен и прост,

в душе своей невыносимо чую

громады, гул, кишенье звезд?

Я, жадный и дивящийся ребенок,

я, скрученный из гулких жил,

жемчужных дуг и алых перепонок, -

я ведаю, что вечно жил.

И за бессонные зоны странствий,

на всех звездах, где боль и Бог,

в горящем, оглушительном пространстве

я многое постигнуть мог.