Муза с возгласом, со вздохом шумныму меня забилась на руках.В звездном небе, тихом и безумном,снежный поднимающийся прахочертанья принимал, как еслидолго вглядываться в облака:образы гранитные воскресли,смуглый купол плыл издалека.Через Млечный Путь бледно-туманныйперекинулись из темнотыв темноту – о муза, как нежданно! —явственные невские мосты.И, задев в седом и синем мракеисполинским куполом луну,скрипнувшую, как сугроб, Исакиймедленно пронесся в вышину.Словно ангел на носу фрегата,бронзовым протянутым перстомрассекая звезды, плыл куда-тоВсадник, в изумленье неземном.И по тверди поднимался тучей,тускло озаренной изнутри,дом; и вереницею текучейстатуи, колонны, фонаритаяли в просторах ночи синей,и, неспешно догоняя их,к Господу несли свой чистый инейпризраки деревьев неживых.Так проплыл мой город непорочный,дивно оторвавшись от земли.И опять в гармонии полночнойтолько звезды тихие текли.И тогда моя полуживаямаленькая муза, трепеща,высунулась робко из-за краянашего широкого плаща.
Берлин
11 сентября 1924 г.
Костер
На сумрачной чужбине, в чаще,где ужас очертанья стер,среди прогалины – горящий,как сердце жаркое, костер.Вокруг синеющие тени,и сквозь летающую сетьтеней и рдяных отраженийсклоненных лиц не разглядеть.Но, отгоняя сумрак жадный,вот песня вспыхнула в тиши,гори, гори, костер отрадный,шинели наши осуши.И снова всколыхнулись плечи,и снова полнозвучный взмах,кипят воинственные речи,и слезы светятся в глазах.Зверье, блуждающее в чащах,лесные духи и ветрабегут от этих глаз горящихи от поющего костра.Зато с каким благоговеньем,с какою верой в трудный путь,утешен пламенем и пеньем,подходит странник отдохнуть.
Берлин
Ноябрь 1924 г.
Утро
Шум зари мне чудился, кипучиймуравейник отблесков за тучей.На ограду мрака и огня,на ограду реющего раяоблокачивался Зодчий Дня,думал и глядел, не раскрываясвоего туманного плаща,как толпа работников крылатых,крыльями блестящими треща,солнце поднимает на канатах.Выше, выше… выше! Впопыхахпросыпаюсь. Купол занавески,полный ветра, в синеватом блескедышит и спадает. Во дворахпо коврам уже стучат служанки,и, пальбою плоской окружен,медяки вымаливает стонстарой, удивительной шарманки.