Белый город, синие заливы,на высоких мачтах — огоньки…Нет, я буду все-таки счастливой,многим неудачам вопреки.Ни потери, ни тоска, ни горес милою землей не разлучат,где такое трепетное морекропотливо трудится, ворча,где орлы и планеры летают,где любому камешку — сиять,где ничто-ничто не исчезаети не возвращается опять.1935
Сиделка
Ночная, горькая больница,палаты, горе, полутьма…В сиделках — Жизнь, и ей не спится,и с каждым нянчится сама.Косынкой повязалась гладко,и рыжевата, как всегда.А на груди, поверх халата,знак Обороны и Труда.И все, кому она подушкипоправит, в бред и забытьеуносят нежные веснушкии руки жесткие ее.И все, кому она прилежнопрохладное подаст питье,запоминают говор нежныйи руки жесткие ее.И каждый, костенея, труся,о смерти зная наперед,зовет ее к себе: — Маруся,Марусенька… — И Жизнь идет.1935
Два стихотворения дочери
I. «Сама я тебя отпустила…»
Сама я тебя отпустила,сама угадала конец,мой ласковый, рыженький, милый,мой первый, мой лучший птенец…Как дико пустует жилище,как стынут объятья мои:разжатые руки не сыщутвеселых ручонок твоих.Они ль хлопотали, они ли,теплом озарив бытие,играли, и в ладушки били,и сердце держали мое?Зачем я тебя отпустила,зачем угадала конец,мой ласковый, рыженький, милый,мой первый, мой лучший птенец.II. «На Сиверской, на станции сосновой…»
На Сиверской, на станции сосновой,какой мы страшный месяц провели,не вспоминая, не обмолвясь словомо холмике из дерна и земли.Мы обживались, будто новоселы,всему учились заново подряд,на Сиверской, на станции веселой,в краю пилотов, дюн и октябрят.А по кустам играли в прятки дети,парашютисты прыгали с небес,фанфары ликовали на рассвете,грибным дождем затягивало лес,а кто-то маленький, не уставая,кричал в соседнем молодом садубаском, в ладошки: — Майя! Майя! Майя!.. —И отзывалась девочка: — Иду…1936
Обещание