Стихи для мертвецов

– Я уже говорил об этом деле с ответственным заместителем директора Пикеттом, – сказал он, – и, похоже, тут нет никаких сюрпризов. Все, что я вижу здесь, соответствует смерти через повешение. Вы согласны, Шарлотта?

– Да. – Она и в самом деле была согласна.

Моберли еще немного потыкал в тело, потом выпрямился, огляделся и стащил с себя маску.

– Агент Пикетт предупреждал меня, что это будет потеря времени, и, кажется, он был прав. – Он огляделся. – Так что, Шарлотта, мы закончили с общим обследованием?

Она посмотрела на шею. Ее рассечение так и не было доведено до конца, хотя Моберли постарался изо всех сил, чтобы своими художествами довести до конца уничтожение и без того уже подпорченного трупа.

– Еще несколько минут, – сказала она.

К ее удивлению, федерал с серебристыми глазами наклонился к ней:

– Доктор Фоше, сделайте мне одолжение, проведите исследование подъязычной кости.

– Я обнажила бо́льшую ее часть. – Она подошла и показала скальпелем, обнажив остаток кости с помощью пинцета. – Она сломана, если это то, что вас интересует.

– Это нормально при таком повешении?

– Зависит от обстоятельств. Само повешение обычно не приводит к таким повреждениям, но при неполном повешении, какое имело место в данном случае, сильное дергание самоубийцы в петле иногда может вызвать подобные переломы.

– Но вы не видите повода сомневаться в причине смерти? – вмешался старший агент, тот, кого звали Пикеттом. – Это самоубийство через повешение?

– Да.

Фоше заметила, что Пикетт бросил ядовитый взгляд на Пендергаста. Она чувствовала себя виноватой из-за того, что не нашла ничего подтверждающего его версию, – он показался ей добрым человеком.

– Ну что ж, – сказал Моберли, – спасибо вам, Шарлотта, за помощь. – Он помахал рукой. – Можете сворачиваться.

Он повел федералов к двери. Перед тем как выйти, тот, кого звали Пендергастом, оглянулся и посмотрел на доктора Фоше с сочувствием, и если бы она не знала, что этого не может быть, то не сомневалась бы в том, что он ей подмигнул.

Колдмуну не нравились аутопсии, и после этой его подташнивало. Он вышел из больницы следом за Пендергастом и Пикеттом. На свежем воздухе он глубоко вздохнул, пытаясь прогнать из легких запах формалина и смерти.

Пока они ждали машину, Пикетт обратился к Пендергасту:

– Удовлетворены?

– Я редко бываю удовлетворенным.

– А я вот удовлетворен. Моберли – один из ведущих криминалистов-патологоанатомов в стране, да и его помощница показалась мне довольно проницательной.

Выдержав паузу, Пендергаст сказал:

– Я бы хотел слетать в Итаку.

Пикетт уставился на него:

– Простите, что вы сказали?

– Бакстер ушла из жизни седьмого ноября две тысячи шестого года. Флейли покончила счеты с жизнью двенадцатого марта две тысячи седьмого года. Разница в четыре месяца.

– И что из этого вытекает?

– Одна смерть отстоит от другой на необычно малый промежуток времени. И обе женщины – жители Флориды, обе убиты за пределами штата.

– Совпадение. Вы достаточно долго работаете в ФБР и знаете, что в такого рода делах случаются ничего не значащие совпадения. Агент Пендергаст, абсолютно ясно, что обе жертвы покончили с собой. Вот в чем связь. У нашего парня фиксация на самоубийство. Посмотрите, как он им сочувствует. К тому же женщины не знали друг друга. Путешествие в Итаку не прольет свет на что-либо существенное.

– Тем не менее я бы хотел слетать туда.

Колдмун слушал этот разговор с безразличным лицом. Он не мог не согласиться с Пикеттом. Путешествие в Итаку – пустая трата времени, и, обжегшись в прошлый раз, он больше не хотел рисковать.

– Я могу завершить мое расследование за один день, – не отступал Пендергаст. – Туда и обратно.

Пикетт помедлил, словно обдумывая что-то. Потом в недоумении покачал головой:

– Хорошо. Если вы так убеждены, езжайте. Никаких ночевок: если Брокенхартс нанесет новый удар, вы должны находиться здесь. Но прежде я хочу, чтобы вы посмотрели данные лабораторных анализов – вдруг там появилось что-нибудь занятное.

– Спасибо, сэр.

– Агент Колдмун, вы, естественно, будете сопровождать Пендергаста в Итаку.

– Да, сэр.

Колдмун беззвучно произнес длинное и весьма красочное лакотское проклятие.

Приехала машина Пикетта, и он сел в нее.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Вы, конечно, понимаете, что я не желаю, чтобы обстоятельства вновь потребовали моего приезда сюда.

На этом он захлопнул дверь, и машина тут же сорвалась с места.

18