Былое нельзя воротить, а грядущее катится.Два бога над нами, два бога: покой и комфорт.А все-таки жаль, что нельзя Александра Аркадьича[1]Нечаянно встретить в метро Аэропорт.Поэт о своём не болеет, он все — об общественном.Метелям — мести, а капелям — всегда моросить.А все-таки жаль, что хотя бы о самом существенномЕго самолично нельзя наконец расспросить.Мы выйдем на воздух, пройдемся и сядем на лавочку.И будет бежать и спешить Ленинградский проспект.Возьмётся за сердце и скажет спокойно и ласково:— Какой же в истории вас беспокоит аспект?Вот майская веточка — белая, будто на выданье,Давно позабыла уже о минувшей зиме.— Простите мне, деточка, — скажет он, — всё-то я выдумал!Куда как прекрасно живётся на нашей земле!Мы с лавочки встанем, на этом беседа закончится.Я тихо пойду, и покой воцарится в душе.Мне больше спросить у него ни о чем не захочется,А если захочется — я не успею уже.Былое нельзя воротить, а грядущее катится.Два бога над нами, два бога: покой и комфорт.А всё-таки жаль, что нельзя Александра АркадьичаНечаянно встретить в метро Аэропорт.
1979
В нашей жизни стало пусто…
В нашей жизни стало пусто.Не вернёшь себя назад.Где вы, пирожки с капустой?Где ты, райский аромат?Продавали по соседству,Там, у Сретенских ворот.Меня баловало детство —Всё теперь наоборот.Мне уже все двадцать с гаком.Как летят мои года!Не забуду сушки с маком,Не забуду никогда.О, мороженщик-шарманщик!О, любви запретной бес!Мне фруктового стаканчикНынче нужен позарез…Где вы, уличные сласти?Где бушующие страсти?Где ты, святочный уют?Ничего не продают…Я свое заброшу дело,Я пойду, куда давноЯ уже пойти хотела —В престарелое кино.И откроются киоски,Только выйду из кино.Тётка с видом эскимоскиМне протянет эскимо.Я пойму: в Москву большуюОпустилось божество.Пирожки с капустой чую,Ощущаю божество…