Стихи и песни

Он — вещать, она — верещать,
Достигать его глухоты.
А душа прощать и еще прощать
С небольшой своей высоты.
Он — воплощать, она — вымещать.
Как-то все у них неспроста.
А душа прощать и опять прощать
Со своего поста.
Он — сокрушать, она — водружать
Все чуднее их забытье.
А душа прощать, прощать и прощать,
Да они и не слышат ее.
Да они и не видят ее.
Да они и не помнят ее?

Волшебный сурок

Он играет, играет Элизе,
Без конца повторяет урок,
Но мерещится — ближе и ближе
Подступает волшебный сурок.
Прихотлива прекрасная дева,
Прихотлива и страшно строга,
С ней, пожалуй, не сделаешь дела,
Не получится с ней ни фига.

На чахоточный слабый румянец

Ты себя же, дурила, обрек.
Но стоит под окном оборванец —
И шарманка при нем, и зверек.
Эти фижмы, улыбки, оборки,
Эта мягкая влажность руки…
Девы мелочны и дальнозорки,
Но светлы и пушисты сурки.

Он играет, играет Элизе,

Он повел бы ее под венец.
Сердце будет дробиться, делиться,
А потом разобьется вконец.
Но играет — молчите, молчите! —
И шарманка ему — не пророк.
Он не бабе играет — мальчишке,
У которого верный сурок.

Историк

Он не протестант, не католик —
Пошире держите карман —
Он просто российский историк,
Историк Натан Эйдельман.

Он грудью к столу приникает,

Глядит на бумаги хитро,
Чернила к себе придвигает,
Гусиное точит перо.

Средь моря речей и риторик,

Средь Родины нашей большой
О, как же нам нужен историк,
Историк с российской душой!

Историк без лишних истерик

С вельможи потянет парик,
Он не открывает Америк:
Россия — его материк.

Не пишет стихов или песен,

Но грезит себе наяву:
Ему улыбается Пестель,
Апостол склоняет главу.

Из душных задымленных залов,

Где лоб холодеет, как лёд,
Потомок идёт Ганнибалов
И руку беспечно даёт.

Историка ночи бессонны,

А впрочем, и в нашей сечи
Стоят восковые персоны
И мчат дилетанты в ночи.

Иные плутают в тумане,

Тех сладкий окутал дурман,
И ходит с пером между нами
Историк Натан Эйдельман…
И ходит с пером между нами
Историк Натан Эйдельман…

Песня о моей собаке