Стихи об Америке

БОГОМОЛЬНОЕ

Большевики
                      надругались над верой православной.
В храмах-клубах —
                                  словесные бои.
Колокола без языков —
                                           немые словно.
По божьим престолам
                                        похабничают воробьи.
Без веры
                 и нравственность ищем напрасно.
Чтоб нравственным быть —
                                                  кадилами вей.
Вот Мексика, например,
                                          потому и нравственна,
что прут
               богомолки
                                  к вратам церквей.
Кафедраль —
             богомольнейший из монашьих институтцев.
Брат «Notre-Dame’a»
                                     на площади,—
                                                               а около,
запружена народом,
                                    «Площадь Конституции»,
в простонародии —
                                    «Площадь Со́кола».
Блестящий
                   двенадцатицилиндровый
                                                                Пакард
остановил шофер,
                                 простоватый хлопец.
— Стой, — говорит,—
                                       помолюсь пока…—
донна Эсперанца Хуан-де-Лопец.
Нету донны
                     ни час, ни полтора.
Видно, замолилась.
                                   Веровать так веровать.
И снится шоферу —
                                    донна у алтаря.
Парит
           голубочком
                                душа шоферова.
А в кафедрале
                          безлюдно и тихо:
не занято
                 в соборе
                                 ни единого стульца.
С другой стороны
                                у собора —
                                                     выход
сразу
          на четыре гудящие улицы.
Донна Эсперанца
                               выйдет как только,
к донне
              дон распаленный кинется.
За угол!
              Улица «Изабелла Католика»,
а в этой улице —
                              гостиница на гостинице.
А дома —
                  растет до ужина
свирепость мужина.
У дона Лопеца
терпенье лопается.
То крик,
              то стон
испускает дон.
Гремит
             по квартире
                                  тигровый соло:
— На восемь частей разрежу ее! —
И, выдрав из уса
                              в два метра волос,
он пробует
                    сабли своей остриё.
— Скажу ей:
                      «Ина́че, сеньора, лягте-ка!
Вот этот
               кольт
                          ваш сожитель до гроба!» —
И в пумовой ярости —
                                        все-таки практика! —
сбивает
              с бутылок
                                дюжину пробок.
Гудок в два тона —
приехала донна.
Еще
        и рев
                  не успел уйти
за кактусы
                   ближнего поля,
а у шоферских
                          виска и груди
нависли
               клинок и пистоля.
— Ответ или смерть!
                                     Не вертеть вола!
Чтоб донна
                    не могла
                                    запираться,
ответь немедленно,
                                    где была
жена моя
                 Эсперанца? —
— О дон Хуан!
                          В вас дьяволы зло́бятся.
Не гневайте
                     божью милость.
Донна Эсперанца
                               Хуан-де-Лопец
сегодня
               усердно
                              молилась.

МЕКСИКА — НЬЮ-ЙОРК

Бежала
              Мексика
                             от буферов
горящим,
                 сияющим бредом.
И вот
          под мостом
                               река или ров,
делящая
                два Ларедо.
Там доблести —
                              скачут,
                                          коня загоня,
в пятак
            попадают
                             из кольта,
и скачет конь,
                        и брюхо коня
о колкий кактус исколото.
А здесь
              железо —
                                не расшатать!
Ни воли,
               ни жизни,
                                ни нерва вам!
И сразу
              рябит
                         тюрьма решета
вам
       для знакомства
                                   для первого.
По рельсам
                     поезд сыпет,
под рельсой
                      шпалы сыпятся.
И гладью
                 Миссисипи
под нами миссисипится.
По бокам
                поезда
                            не устанут сновать:
или хвост мелькнет,
                                   или нос.
На боках поездных
                                 страновеют слова:
«Сан Луи́с»,
                      «Мичига́н»,
                                          «Иллино́йс»!
Дальше, поезд
                          огнями расцвеченный!
Лез,
        обгоняет,
                         храпит.
В Нью-Йорк несется
                                     «Тве́нти се́нчери
экспресс».
                   Курьерский!
                                         Рапи́д!
Кругом дома,
                        в этажи затеряв
путей
          и проволок множь.
Теряй шапчонку,
                             глаза задеря,
все равно —
                       ничего не поймешь!