…В одной цепи пошел он в бой.
…Наконец пришел день, когда Киров мог послать в Москву телеграмму Ленину…
…В июне становится Сергей Миронович секретарем ЦК
…Тоскливо было старому инженеру.
…В июле.
…Заложена первая скважина, вторая.
…Раздался телефонный звонок.
…Вальс.
…Бах!
…Во мраке подпольной борьбы.
…Сережа Костриков.
…Вальс.
…У Ленинграда нет своей сырьевой базы — он должен превратиться в музей революции.
…Новые дела, новые заботы.
…Каменев, Зиновьев.
…Десять тысяч тракторов в год — это невозможно — говорили старые инженеры.
…Выполнили план ударного квартала и затем уже, в 31 году.
…Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река.
…Киров.
…Днепрострой, магнитострой.
…Киров.
…Мечтать мы об этом и не могли.
…Прошел и задумался Киров — на севере.
…Не мечтай о посеве — где встретились Киров — и — север.
…Непроглядная полярная ночь.
…Спиной к ветру, чтобы передохнуть — Киров
…Будем строить рудник, фабрику, город.
…Хибины.
…Киров.
…По-европейски живут люди в Хибинах.
…Вальс.
…Когда вероломно.
…столкнулись две силы — мир фашизма — и — мир ленинских идей.
…домов затемненных громады.
…Тихонов.
…Полночный воздушный налет.
…По городу Киров идет.
…Гордясь.
…Вальс.
…Киров.
…И в минуту затишья.
…Где обороняется гвардия — никто не устоит
…Ура.
…Вальс.
…Страна советов поднялась на вершину пятидесятилетия.
…Коммунисты — говорят — что учатся у Кирова страстности и убежденности.
…Да здравствует — уже никем непобедимая, наша всесоюзная, ленинская, коммунистическая партия!
…Вы слушали передачу всесоюзного радио — жизнь — отданная народу.
…Био-био.
…Московское время — девятнадцать часов.
…Чайковский, конечно, — но — на самом деле — хорошо.
…Вот способ — способ Чайковского успокоиться и что-то.
…Способ — не из лучших.
…Стоп.
…Далее — все под вальс.
Забудем все, забудем.
Выкинем из памяти — на время, читатель, только на то самое время, которое понадобится для других — увы — печальных дел. Предыстория.
Я болел — кому это интересно, поскольку многие болеют — но уж, поверьте, я болел всерьез — свалился.
Тут уж личные воспоминания кончаются.
Попал я туда, в эту странную больницу, почти сразу после новою года — то есть елочка стояла, висели флажки, украшения висели, шары, валялась на пластиковом безукоризненно чистом полу — вата, конфетти — не берусь называть, но, читатель, был новый год в доме, где все к смерти приговорены — не приговором — обстоятельствами. Поскольку было мне тогда, в первый, во второй, в третий и — и — опустим, — бесконечно печально, и вовсе не от того, что я так уж заболел — хуже я болел, молодым — валялся на вытяжении с переломанными ногами в военном госпитале Хлебникове — помню был там мост, через который везли, помню, как в коридор — не положили, — офицер и пострадал на учениях, падая с парашютом, упав в лес, сосна спасла и изувечила, как могла — ноги, в основном. Вернемся туда, в предысторию.
Мне надо было ехать на похороны, вернее так — на сжигание в крематории. Вот именно в этот день, именно — вот так. Не мог я туда не поехать, не мог, хотя никакого — абсолютно — не то чтоб уж и желания — а просто и ох — зачем? — но — вот сам помрешь и никто не приедет — хотя — какая разница? — но тут уж, тут уж, — было мне невозможно ото всего, что случилось, хотя не случиться и не могло.