Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

Пока она там умывалась, я подумал, как все это нелепо, в сущности. Мысль такая мелькнула, что вот — нелепо. Я же очень давно знаю ее, очень. Девочкой помню. Разница в двенадцать лет — сейчас неощутима, ее просто нет. Не существует. Но она была. И тут уж я сентиментально (под пластиночку) вспомнил какие-то качели-карусели, портфельчики школьные, опрятность форменного платьица с белым воротничком, и еще я вспомнил, не вспоминая, впрочем, и не задумываясь особенно, но — не по существу — вспомнил, какая она была храбрая — не по расчету, хотя всем казалось, что в этом был какой-то расчет или — я не знаю, как это назвать — ну, что ли — желанье славы. Столетье с лишним — не вчера, а сила прежняя в соблазне — в надежде славы и добра смотреть на вещи без боязни (Б. Л. Пастернак, перефразируя Пушкина, дефразируя, скажем так). Так вот, в надежде славы, но вовсе не добра эта красавица лет десять тому назад ходила по карнизу девятого этажа — среди бела дня — причем, беспричинно, безответственно, не слишком уж и ловко и — главное — прекрасно понимая, что зрители-то в ужасе, а их было немало. Если человеку надобно покончить с этим миром, надо все-таки это делать втихомолку. Она-то знала, что не свалится — карниз был слишком широк, а она ничего не боялась — она посмеивалась над нами — я был в числе тех, кто стоял во дворе среди развешенного белья, рядом с домохозяйками, зеваками, пьяницами, сдающими бутылки в полуподвал. Знала, стерва, что не свалится, и — смеялась. Честное слово, я хотел, чтобы она упала. Вот на этот летний асфальт. Прямо чтобы со всего размаха, кувыркаясь и вскрикивая, по — чтоб только не стояла, не посмеивалась, как балерина — легкая, нарядная, светловолосая. Впрочем, стоп. Ретроспекции опасны, но что изменилось? Все тот же карниз. Я ветеран — в смысле зрителей. Аудитория у нее сейчас небольшая, грустно все это. Врать — не врать. Быть искренним. Не притворяться, не прикидываться. Не сочинять того, чего на самом деле нет. Казалось бы — чего бы проще. Каждый решает (или не решает) это по-своему. Скорей бы уж чемпион мира пришел. Я пытался ей как-то объяснить, что задавая вопросы — самой себе — сложно получить ответ, поскольку он существует, существуют почти все ответы на все возможные вопросы, существует и та реальная возможность следовать и советам, и ответам — у каждого. Что-то неблагополучно, если

Гл.1

…Если елка огнями цветет, это значит пришел новый год.

…Жить стало лучше. Жить стало веселее…

И. В. Сталин.

…По городу шагает веселое звено — никто не понимает, куда идет оно — никто не понимает — и — сразу не поймет — куда оно по городу стремительно

(вольный перевод, произвольный — так скажем).

…Ох.

…Лена Ясная, пей белое вино.

М. А. Булгаков.

…Ура!

…А что делать?

…Морозное было утро…

…Большевики.

…Знамя.

…Он шел рядом со знаменосцем, и от этого еще более радостно билось его сердце.

…Знамя.

…Взвился на дыбы горячий конь.

…В штаб кабинет.

…Расстроенные лица товарищей.

…Кто-то ловко перескочил через забор.

…В штаб-квартиру комитета Сергей вернулся со знаменем.

…Музыка — к весне — ему только 23 года, ему, Сереже Кострикову.

…Полиция теряет след.

…Вера Сергеевна Гарина вспоминает.

…А в марте.

…Музыка.

…Четвертый раз захлопывались двери за Сергеем Мироновичем.

…Цепи — звенят.

…Суд оправдал.

…Вальс.

…Киров.

…Связь прервалась.

…Всем хотелось знать правду об Октябрьской революции.

…Сергей Миронович, поднимите повыше белый платок — мир был восстановлен.

…Подпольная кличка — ноль.

…Письмо диктовали.

…Сергей Миронович уехал в Москву.

…Через Астрахань.

…Вальс.

…Астрахань.

…Неужели правда, что в Астрахани поговаривают об эвакуации?

Ленин.

… Приказываю беспощадно уничтожать белогвардейскую сволочь.

Киров.

…Устье Волги было, будет и есть советским.

Киров.