Там тоже был полумрак. Он стоял посередине кухни, опять не слишком понимая, зачем пришел. Мелодия покинула его, и шелест дерева не достигал, но бессонное волнение не исчезло. «Это, наверное, я просто есть хочу», — подумал он, подошел к плите и наугад поднял какую-то крышку. Вилкой подцепил макаронину. Дальше он и сам не сообразил, как все это произошло. Крышка вдруг скользнула между пальцами и со страшным грохотом упала на кафельный пол. Он испугался резкого звука и вздрогнул. Тогда и кастрюля свалилась. Тут же что-то стеклянное разлетелось с жутким звоном. Собака залаяла — рядом совсем — обалдело и громко.
«Ах, какой компот!» — почему-то подумал он, и в прихожей щелкнули выключателем, и там зажегся яркий свет. Он вышел.
— Это что? — спросили.
«У нее довольно приятное сопрано…» — подумал он, но вслух ничего не-сказал. На пороге спальни стояла его жена Светлана — в длинной кружевной рубашке до пят. «Это невероятно, но она смахивает на Джульетту…» — опять подумал он про себя и опять смолчал.
— Это ты? — спросила Света, от света щурясь.
— Это я, — сказал Митя.
Страшно залаяла собака, будто след взяла.
— Что случилось?
— Ничего. Я кушал.
— Что ты кушал? — удивилась Светлана.
— Макароны…
— Матильда! — вскричала вдруг Светлана страшным голосом. — Если ты не замолчишь, я скончаюсь!
Лай смолк, а Мите показалось, что Светлана сейчас рухнет в обморок.
— О боже! — сказали тут явственно и в то же время будто из преисподней.
В свет выкатилось кресло на колесиках. В кресле сидела опрятная старушка в белом одеянии, в буклях и чепце. Все переменилось. Сцена стала походить на бессмертную «Пиковую даму».
— Боже! — продолжила старушка. — Это я скончаюсь!..
— Сейчас же перестань волноваться, мама! — сказала Светлана жарко, с участием и поцеловала старушку в чепец. — Ничего страшного. Митя кушал.
— Что Митя кушал? — спросила старушка строго, с недоверием, не слишком соображая спросонья, что происходит.
— Макароны, — опять сказал Митя.
— Почему макароны? — строга спросила старушка. — Почему ты опять не кушал хек?
Ответить Мите не удалось. Матильда загавкала с новой силой.
— Матильда, смолкни! — крикнула Светлана в пространство, и лай прекратился.
— Я думала — мне все снится. — Все повернули головы. Новое лицо явилось. В дверях другой комнаты заспанно щурилась на них девочка лет пятнадцати. Его дочь, Митина, — Катя, — не его одного, разумеется, — общая их дочь — со Светланой.
— Тебе все спится, — мрачно подтвердила мать.
— А что произошло?
— Ровно ничего, — ответила Светлана просто. — Папа кушал.
— Он почему-то кушал макароны, — пояснила старушка, — хотя мог кушать хек.
При слове «хек» Матильда снова обезумела.
— Я задушу тебя! — крикнула Светлана, и тишина воцарилась.
— Ох! — выдохнула девочка в тишине и прошлепала босыми ногами по прихожей к отцу. — Ох! — сказала она еще раз и чмокнула Митю в щеку.
— Не понимаю, — сказала старушка.
— Чего? — спросила Катя. — Чего вы всегда не понимаете? Ему сейчас, может, сорок пять стукнуло.
— Кого стукнуло? — опять не поняла старушка.
— Мамочки! — сказала Светлана, к старушке не обращаясь. — Прости.
И тоже поцеловала Митю в щеку. В другую.
— Браво! — сказала старушка.
— Мите, мама, сорок пять сегодня исполнилось, — объяснила Светлана. — Поздравь его.
— Да, — горько сказала старушка. — Это склероз. Поди сюда, Дмитрий!
И Митя подошел. Старушка торжественно приложилась к его лбу.
«Ничего, — подумал Митя про себя, согнувшись. — Все-таки она довольно славная старушка. Ничего-ничего… Все пока идет ничего».