Чтоб прорости в нем травами разлуки,
Чтоб сын, едва поднявшись из пелен
Был собственным огнем испепелен?!
8
Счастливый день - мой друг вернулся с гор!
Корона их горит над головою.
В словах неровен, и в движеньях скор,
Еще хмелен нездешней синевою,
Еще совсем наивно удивлен,
Как мы живем здесь в униженье вечном,
Не вырываясь из своих пелен
И лишь помеху видя в каждом встречном!
Еще он верит в правоту судьбы
В который раз обжегшийся на этом!
В бесспорность цели, в истину борьбы,
В крушенье льдов под одиноким следом...
Но тихой ночью озарит его
Иная суть заоблачного боя.
И сердце защемит. И оттого
Он вдруг проснется, став самим собою.
9
Наш день был прост, и буднична - работа.
Но сколь высокой наша цель была!
Мы лед рубили до седьмого пота,
А высота - над головой плыла,
И долгими казались наши сроки,
И восхожденью не было конца...
Нам был дороже, чем итог высокий
Сам путь, соединяющий сердца.
Но так бывает: пролетят года,
Мы встретимся с тобой - почти чужими,
И вдруг поймем, что были на вершине,
К которой не вернемся никогда.
10
Той памятной вершины седина
Для нас сияет молодостью нежной!
Не омрачит печаль вершины снежной,
И пеплом не укроется она.
Не в прошлое тропа устремлена,
Здесь каждый юн - светло и безмятежно!
Пусть горести порою неизбежны
Мы счастливы, что наша цель трудна.
Лишь иногда, спустившись с перевала,
Ты ощутишь: ничто не миновало,
Покуда память - душу бережет...
И сникнет день, бедою опаленный,
Когда весна среди травы зеленой
Тюльпаном черным сердце обожжет.
11
Дойди, и возвратись, и не забудь.
А повернешь дорогою не тою
Вдруг высветится сердце чистотою
Людей и гор - и снова ясен путь.
Уводит нас за перевалы лет
Все та же бесконечная дорога...
Не отделить начала от итога
И на снега ложится первый след,
Как первый штрих на белизну страниц.
В рассветный час, пока молчат лавины,
Начнем пути вторую половину
И круг замкнем у леденых границ.
На полдороге - не остановись:
Гора поит долину родниками,
Но родники - вернутся облаками
К вершинам, на которых родились.
Казалось, ты достиг, чего хотел,
Но даже на краю пути земного
Шагнешь вперед - и переступишь снова
Желанный и мучительный предел.
12
Рюкзак - на плечи, ледоруб в руке,
И ты готов к заоблачному бою!
И синева
качнулась над тобою.
И вспыхнула вершина вдалеке.
(1984 1988 г.г.)
Игорь Глотов
***
Барабанщикам "Голубятни
на жёлтой поляне" посвящается
Казематы, галереи, коридоры, Лицеисты не желают больше гнуться. Не сдержали ни запоры, ни заборы, И назад они уж больше не вернуться.
Кто поменьше, уходили за ворота
От разрядников, насилия, цинизма.
А в лицей уже спешит за ротой рота,
Для порядка, что по принципам фашизма. Наступали те, что детства их лишали, Те, с которыми они непримиримы, Они маленьких всерьёз не принимали, А мальчишки взяли в руки карабины...
Уходящих за ворота прикрывали,
Отступать же не могли и не хотели.
Им приклады сильно в плечи ударяли,
Только пули почему-то не летели... Из стволов на землю выпадали пули, Поднимая пыли серые фонтаны. Карабины лицеистов обманули, И тогда мальчишки взяли барабаны.
Барабаны, барабаны, барабаны...
Барабанщиков неровная цепочка.
Губы сжатые, а палочки упрямы,
В их упорстве непоставленная точка. Барабанов почерневших гулкий рокот Смял, отбросил глазированные лица. Наступления умолк тяжёлй грохот, Отошли, но барабанщикам не скрыться.
Придавило их к стене, сжигая, пламя,
Что запущено жестокими врагами.
И с вершин они летят на камни прямо,
На мгновенье замерев между зубцами. Их бичи, огонь и страх не покорили, Но не залечить мальчишеские раны. Вниз шагали, о пощаде не просили, На зубцах свои оставив барабаны.
И летели, в жгучем пламени теряясь,
Сжавши воздух обожжёнными руками.
Над Планетой в синем ветре растворяясь,
Часть ушла из пекла боя ветерками... Ветерками улетали с поля боя, Уходили через пламя, не сдаваясь. Им не чувствовать ни холода, ни зноя, Но тоска в них не угаснет, разрастаясь.
А оставшиеся, что не улетели,
Обнимали землю тонкими руками.
От горячей крови камни почернели,
И не стать уже им больше ветерками... Барабаны, барабаны, барабаны...
Ноябрь 1990 г.
***
Трое с площади Карронад
Лежит в Севастополе, в мирной тиши, Среди домиков белых площадка одна. Спокойно играют на ней малыши. Карронадною - так пусть зовётся она.
Когда звёзды зажглись и нигде ни души, Показалось, что в рост, направляясь ко мне, По брусчатке пошли, ну, почти малыши, Лет по десять-двенадцать, в ночной тишине.
Их всего было трое, и шли они в ряд, Вдоль стены на краб у площади встали Боевой, несгибаемый малый отряд, И их только звёзды во тьме озаряли.
Первый был всех поменьше, в рубашке до пят, В большой белой шапке старинной, матросской. Он был на бастионах среди тех ребят, Кто закрыл белый город доблестью флотской.
На втором бескозырка, тельняшка, бушлат, В ночи морпехоты эмблема светилась. Штурмовал город свой без доспехов и лат, Пулей жизнь его хрупкая остановилась.
Третий светлый и тонкий, как солнечный луч, Алый галстук, открытый доверчивый взгляд. В мирной жизни ударило громом без туч, И по телу прошёлся осколочный град.