Стихия Перемен

Когда она ушла, оставляя за собой запах бедности и шалфея, Рацлав лишь мимоходом задумался над тем, что могли бы значить странные слова о спасении сотен, в исполнении помощницы Саламата Черного. И украдкой зашептал охранительную молитву Валоху. Бог не ответил.

— Ритуал обращения Семарглу крепко опечалил волхвов, — задумчиво пробормотала немолодая седовласая женщина сидящая в кресле качалке у зашторенного окна. — Зима не отступит. Ярха не пробудится и не поведет солнце.

— Об этом судачат всюду, — согласилась одна из спутниц старухи, аккуратно отодвигая шторку в сторону. Свет попавший в комнату был серым и безжизненным. Далеко-далеко за остроконечными теремами и выстроенными по заграничной моде коробками с плоскими крышами стояла белая башня. С такого расстояния она казалась выточенной изо льда.

— Жрецы говорят, что Боги отвернулись от земли за грехи Дракона Триградья, — тихо сказала третья женщина, расставляющая в идеальном порядке тарелки и кружки. — И забывают о собственных злодеяниях.

— Нужно напомнить, — разглядывая башню магов прошептала самая молодая из их тройки. — Как мы уже делали у волховных кругов. Помните, сестры?

Старуха простужено чихнула и натянула теплый клетчатый плед до самого горла, тщательно заворачиваясь в него. Покрасневшие от простуды глаза с отяжелевшими веками безучастно смотрели на укрывшуюся снегом Светлынь.

— Тогда с нами было благословение Богини. Сейчас этого нет. Она нас оставила. Дала нам силу жить и удалилась.

— Жить и мстить, — молодая сейчас походила на собаку бойцовской породы, учуявшую врага. Поджатые губы и горящие глаза. — Мстить им за века унижений. За нашу жизнь. Боги отвернулись и хорошо, это значит крики их служителей не достигнут небес. Вспомните — брайдерийцы тоже пробовали их кровь на вкус. Они тоже будут не прочь поучаствовать снова.

Сервировавшая стол женщина в длинном зеленом платье с изумрудными заколками — очевидно жена богача — взяла с подноса на полу корзинку со сдобой и водрузила её в центр.

— Говоришь как то кошачье отродье. Люди это всего лишь люди — они редко владеют четкими взглядами, а когда собираются в толпе могут быть подвинуты на что угодно. Боги ушли и оставили мир наедине с Мракоглядом. И нами. А значит именно мы должны объединить сестер по всему Царству в единую силу. Отыскать молодых глупышек, забитых и злых на мир. Переубедить впавших в кровожадное безумие. Иначе нас все равно сметут поодиночке. А участь многих тысяч мирянок, которые просто попадут мужчинам под горячую руку будет и того горше. Массовые гонения не начались только из-за войны и за это можно поблагодарить Дракона. У нас есть время собрать всех сестер. Научится лучше использовать свои способности, а не мстить без разбору.

Молодой эти резонные в общем-то слова пришлись не по норову.

— Мы выходит должны приспособится? Забиться в щели? Прозябать и прятаться? Едва ли Богиня хотела этого, — со смешком сказала она. — Я уже убивала и буду убивать снова. Кошка может и не права во многом, может она и строит из себя Дочь Богини, таковой не являясь… но её жажду поквитаться я понимаю лучше, чем твое смирение. Чем смирение десятков тех клуш, что открыв в себе дар Богини, предпочли продолжить притворяться, что ничего не случилось. Мужики рвут друг другу глотки? Отлично! Это нам только на руку!

— Посланница Саламата Черного хочет использовать нас, — заговорила вдруг старуха. Хриплым и подрагивающим голосом сильно больного человека, которому не так уж и много осталось времени жить на свете: — Превратить свободную волю наших сестер в инструмент своего хозяина. Она пользуется нашей наивностью и молодостью. Пользуется тем, что очень мало осталось сегодня жриц Богини — все больше молодых девочек, жаждущих власти и силы. Запомни, Эни, допускать её до власти нельзя. Ни в коем случае нельзя. Потому то я и выступила сейчас. Потому и оповещаем мы всех наших сестер о необходимости общего собрания в Красных Лозах. Об одном лишь жалею…

Она сильно закашлялась, содрогаясь в болезненном приступе. Молодая Эни тут же суетливо бросилась к столу и налив полную чашку дымящегося питья из бадьи, стоящей на его краю, поднесла к губам старухи. Осторожно придерживая седую голову девушка влила питье, встав на колени перед жрицей и заглядывая той в помутневшие глаза.

— Вам лучше? Легче? — заботливо спрашивала она забыв о своей вспышке ярости. — Ах зря-зря вы решили путешествовать в такую пургу! Зимние хвори очень опасны! Но не переживайте, я велю корчмарю истопить баню. Мы вас выходим.

— Нет нужды, — все еще хрипя сказала старуха. — И времени нет. Жаль, что мы вынуждены действовать в одиночку. Единственная из жриц, которые точно еще живы отказывается отвечать на мой мысленный призыв. А жаль. Она сильнее меня, и сильнее других. Уж её слово точно повело бы сестер за нами, а не за…

Раздался треск, звон и одна из штор резко дернулась в сторону, легко касаясь хвостом лица старой жрицы. Её голова отдернулась с каким-то непонятным тупым звуком как при столкновении дерева и железа.