Стихийное бедствие

— Сергей, что вы себе позволяете? — закричала Ксения. — Это ж пленный!

— Максим! — яростно выкрикнул Верьясов. — Раздолбай их камеру к е… матери и убери бабу подальше! Я за себя не отвечаю! Не хватало мне истеричных репортажей на их е… телевидении!

— Как вы смеете? — Ксения кинулась на защиту камеры.

Максим, правда, разбивать ее не стал. Просто опять передал Ташковскому. Но Ксения, возмущенная до глубины души, сжав кулаки, подскочила к Верьясову:

— Вы — цивилизованный человек, а без суда и следствия убиваете безоружного. Это не пройдет!

Я выступлю на суде свидетелем…

— Убери эту дуру, Максим! — попросил Верьясов.

И когда Богуш взял ее за руку, насмешливо произнес:

— Я пристрелю эту падаль, Ксения, даже если меня поставят перед судом. Вы не знаете, кто это?

Я вам представлю: отъявленный мерзавец Зайнулла Рахимов, сынок генерала Рахимова. А теперь представьте вы: они готовились отправить на тот свет более двухсот тысяч человек. Это вам почище Хиросимы — Нагасаки будет. И вы еще возмущаетесь, что я угрожаю прострелить ему голову? Но я сделаю это сию минуту, если он не сдаст карту закладки фугасов. Я сдеру с него кожу, я отрежу у него яйца и заставлю его сожрать их!

Последняя фраза относилась уже непосредственно к самому Зайнулле. Верьясов схватил его за бороду, приподнял над землей, а ствол автомата приставил к ямочке у основания горла.

— Считаю до трех! Стреляю мгновенно без паузы на размышление. — И начал отчет:

— Р-раз!

— Господи! — Ксения умоляюще посмотрела на Максима. — Почему мы должны уподобляться животным, чтобы докопаться до истины?

— Животные гораздо милосерднее нас, — скривился Максим. — Они убивают, чтобы утолить голод.

Эти твари убивают, — кивнул он на Рахимова-младшего, — чтобы кровью утолить жажду власти.

— Хорошо, шурави! — Глаза Рахимова сузились. — Я отдам тебе карту. Но мои взрывники взорвут фугасы, даже если я не подам условного сигнала.

— Когда они должны взорвать? — повторил вопрос Верьясов.

— Через час, — усмехнулся Рахимов. — Вы думаете успеть? Мы заложили десять фугасов. Это больше сотни тротиловых шашек и два десятка противотанковых мин. Ухнет так, что услышат в вашей Москве. А от перемычки ничего не останется.

— Карту! Давай карту! — Верьясов пнул его в бок.

— А зачем мне карта? — ухмыльнулся Зайнулла. — Она у подрывников. После взрыва перемычки она нам больше не понадобится.

— Каким образом вы намерены взорвать фугасы? — спросил Максим.

— Мы установили радиоуправляемые мины. Мои ребята готовы взорвать заряды при малейшей опасности. Их мало, но они хорошо вооружены. Они моментально повернут ручку взрывного устройства, если заметят ваших солдат.

— Не повернут. — Верьясов рванул его за шиворот и поставил на ноги. — Пойдешь с нами. Стоит твоим ублюдкам шевельнуться, тотчас схлопочешь пулю в лоб.

Рахимов пожал плечами и усмехнулся:

— Как прикажешь, командир!

Максим подошел к ним вплотную и пристально посмотрел на Верьясова:

— Выходит, это ты Чингис? Что ж не вспомнил свою кличку, когда тебя об этом спрашивали?

Сергей перекинул автомат из руки в руку и ухмыльнулся;

— И что с того? Чингис я или нет, какое тебе, спрашивается, дело? Садыкова надо было убрать, и я это сделал руками Катаева. Но про вас, честное слово, речи не шло. Вы сами ввязались в драку. Впрочем, сделали то, на что я даже не смел надеяться. Горбатова рано или поздно все равно пришлось бы ликвидировать.

— Ну, ты мерзавец! — Максим покачал головой. — Я знаю тебя очень давно и то поражен твоими талантами.

— Жизнь такая! — Верьясов хлопнул его по плечу. — Нас учили служить Родине, учили защищать ее безопасность, и муки совести ни при чем, если приходится избавляться от врага. Здесь любые способы хороши. Не мне тебя учить, Максим! Еще неизвестно, как бы ты повел себя в подобной ситуации. В поганые моменты работаем погаными методами, иначе не выжить…

Максим молча смотрел на бывшего друга.

В принципе Сергей абсолютно прав. Будь он сам при исполнении, разве не поступил бы точно так же? Хотя при чем тут служба? Сейчас они действительно просто пытаются выжить. И думать в это время о чистых руках и позволять угрызениям совести загонять себя в угол значит только одно — окончательно и бесповоротно подчиниться судьбе, которая, как известно, не щедра на пряники…

Правда, они не очень-то идут у нее на поводу и, пытаясь выжить, не теряют надежды помочь многим тысячам людей, которые не подозревают, что их вот-вот может настигнуть смерть…

Его взгляд вновь остановился на Верьясове. Но тот, казалось, уже забыл о Максиме и его словах.

Два дюжих спецназовца, заломив руки Зайнулле, волокли его к катеру, а Верьясов шел следом и что-то говорил назидательным тоном, словно учитель, порицающий нерадивого ученика.

Максим отвернулся, затем подошел к Ксении и взял ее за руку.

— Ксюша, вы с писателем и Анютой останетесь здесь. Мы не знаем, что нас ждет на перемычке, но там будет очень опасно. Эти ребята — фанатики.

Они пойдут на что угодно, — кивнул он в сторону Зайнуллы.

— Но как же съемки? — Ксения неожиданно для себя заплакала. — Я хочу сказать… Моя работа…