Стихотворения

Сегодня она меня рассмешила своим словотворчеством. В конце гимнастики ей полагается пробежать на месте 200 шагов. Вот она бегает, бегает и вдруг говорит:

— Дедушка, ну вот я уже пробежала сто пятьдесят бегов!

Говорю ей:

— Почему же бегов? Надо сказать шагов.

— Нет, — отвечает Кристина, — именно бегов, шагов, это когда шагаешь. А когда бегаешь, это бегов!

Я засмеялся и подумал: а ведь дети порой чувствуют слово лучше, чем взрослые. Ведь действительно не шагов, а бегов. Совершенно верно. Это ближе к истине. Умница моя внучка!

7 января 1987 года, день рождения моей мамы.

Красновидово

Однажды поэт Владимир Карпеко выступал на каком-то литературном вечере, куда вместе с несколькими поэтами был приглашен и Евгений Евтушенко. Евтушенко в ту пору имел у литературной публики успех, и его ждали. Когда же оказалось, что Евтушенко не будет, в зале начался недовольный шумок. И многих поэтов встречали прохладнее, чем они того заслуживали. Вышел на трибуну и Карпеко. Прочел одно стихотворение — в ответ жиденькие хлопки и крики: «А почему нет Евтушенко?» Прочел второе — снова жиденькие хлопки и выкрики: «А мы хотим слушать стихи Евтушенко!» Карпеко невозмутимо перелистывает книжечку, которую держит в руках, и читает третье стихотворение. Шум в зале нарастает: «Даешь Евтушенко! Мы хотим слушать стихи Евтушенко!» Тогда Карпеко выпрямляется и иронически кричит в зал: «А я вам что читаю? Ну, что я вам читаю?! Да вот как раз именно стихи Евтушенко!» Закрывает книжку и показывает публике обложку: «Вот смотрите: стихи Евгения Евтушенко! То, что вы и хотели!» В зале несколько минут мертвая тишина, потом робкие смешки, затем гомерический хохот и бурные аплодисменты. А дальше вечер пошел уже превосходно. Люди внимательно слушали, а стихи самого Карпеко принимали почти с дружеской радостью. Об этом рассказал мне однажды сам Володя Карпеко и весело хохотал: «Вот, Эдик, что значит порой гипноз имени. Имя Евтушенко знают, а стихи нет.

Во всяком случае, ни один в зале не узнал его строчек. Поэтому главное, конечно, не столько имя, как сами стихи. Не от имени к стихам, а от стихов к имени — вот что важнее всего!»

Сегодня Володи Карпеко уже нет, но стихи его, по-солдатски суровые и по-светлому добрые, останутся с нами навечно! Вот, пожалуй, и все, что мне захотелось сказать в эту минуту.

7 апреля 1975 года.

В Святом писании сказано: «В поте лица добудешь ты хлеб свой». Татарский поэт и преподаватель Казанского университета Мустафа Нутманов, вероятно, мог бы добавить: «И любовь женщины тоже!» Тут, в Переделкине, гуляя по дорожкам, он положил свой пламенный разбойничий глаз на нашу агрономшу-цветоводку. Женщина она плотная, симпатичная и веселая. Но времена Батыя и Мамая давно прошли, и лихим набегом даму не заполучить, поэтому Мустафа решил взять красавицу, можно сказать, «в лоб» — честным и самоотверженным трудом. Он взял лопату и пошел помогать ей вскапывать гряды и клумбы для цветов. При этом он был так усерден, что одну лопату сломал пополам. Но не отступил, пошел и взял вторую.

Спросил у меня:

— Как думаете, Эдуард Аркадьевич, могу я ее добиться? Женщина вроде ничего, муж, говорят, есть, да его целый день тут нету.

Я говорю:

— Не знаю.

Вышли с ним на тропинку. Он подошел к садоводке и спрашивает кокетливо:

— Вы не сердитесь, что лопату сломал? Она улыбается:

— Нет, спасибо, что вскопали так много. Он:

— Разрешите, я еще помогу! Она:

— Ну, если хотите, помогите сжигать прошлогодние листья.

Он страстно:

— Нет! Вы дайте мне что-то тяжелее! Мне силы девать некуда! Я от жены из дома месяц как уехал!

Потом спросил меня:

— Как думаете, поняла она намек? — И помчался опять за лопатой.

Жена — врач, кандидат медицинских наук. Но она далеко. А тут рядом пышнобедрая садовница… Успехов тебе, Мустафа!

О старославянском языке

Вчера вышел забавный разговор в холле Дома творчества. Разговаривали: я, фольклорист Нечаев Александр Николаевич, которого я давно люблю за веселый и острый ум, и Важдаев, поэт и муж Скорино. Важдаев рассказал о поездке на Дальний Восток. И спросил меня:

— А вы помните, на какой остров в 35-м году сел Чкалов после рекордного перелета?

Я ответил:

— По-моему, на остров Удд.

— Верно, — ответил Важдаев, — но что такое Удд?

Я говорю:

— Не знаю.

И тут мне поясняют, что вторую букву «д» добавили просто так, для приличия. А прежде он назывался просто «Уд», что по-старославянски обозначает Х… Так назвал этот остров за его форму купивший его когда-то купец. И тут же Важдаев сказал, что есть староцерковная притча про Уд.

Нечаев расхохотался и сказал, что он знает эту притчу. Но прежде я вспоминаю один случай. Только теперь я понимаю, в чем тогда было дело. Когда-то в Свердловске я и Леля Зубов, мой приятель, возвращались из школы. Тогда не ставили троек и пятерок, а ставили «уды» и «неуды». Мы шли, оживленно болтая. Навстречу нам попался дедушка Иовлев — широкоплечий, сивая бородища до пояса. Он зимой в проруби купался на Верх-Исетском пруду. Он нас спрашивает: