О мое богатство! Мой мир красоты! О чудовищные фанфары, от которых я не отпрянул! Волшебная дыба! Ура в честь небывалого дела и чудесного тела и в честь первого раза! Это началось под смех детворы, это и кончится так же. Яд останется в нашей крови даже тогда, когда умолкнут фанфары и снова мы будем во власти былых дисгармоний. А теперь, достойные всех этих пыток, лихорадочно соединим воедино сверхчеловеческое обещание, данное нашему телу и нашей душе, и это безумье! Изящество, знанье, насилье! Нам обещано было, что дерево зла и добра закопают во мрак и что изгнано будет тираническое благородство, чтобы мы за собой привели очень чистую нашу любовь. Это началось с отвращенья и кончилось беспорядочным бегством всех ароматов, потому что мы не могли ухватиться за вечность.
Смех детей, осторожность рабов, строгость девственниц, ужас лиц и предметов отсюда, – благословенны вы все за воспоминанье о ночи бессонной. Началось это с мерзости, кончилось ангелом льда и огня.
Опьяненное бдение свято, хотя бы за маску, которую нам даровало. Метод, мы утверждаем тебя! И не забудем, что ты вчера прославлял всех сверстников наших. Верим в яд. Жизнь умеем свою отдавать целиком, ежедневно.
Наступило время Убийц.
Фразы
Когда этот мир однажды будет сведен к одному только темному лесу, предназначенному для четырех наших глаз удивленных, – к одному только пляжу для двух сохраняющих верность детей, – к одному музыкальному дому для нашего светлого чувства, – я вас отыщу.
Будь здесь только одинокий старик, прекрасный, спокойный и окруженный «неслыханной роскошью», – я склонюсь перед вами.
Воплоти я все ваши воспоминания, – будь я той, кто смогла бы связать вас по рукам и ногам, – и я задушу вас.
x x x
Когда мы очень сильны, – кто отступает? Когда мы веселы очень, – кто хохотать начинает? Когда мы очень свирепы, – что поделаешь с нами? Наряжайтесь, танцуйте, смейтесь! Я никогда не смогу прогнать Любовь за порог.
x x x
Моя подружка, нищенка, маленький монстр! Как тебе безразличны и эти несчастные, и эти уловки, и мои затрудненья! Не порывая с нами, пусть нам звучит твой немыслимый голос: он в отвратительном этом отчаянье – единственный наш утешитель.
x x x
Пасмурное утро – в июле. Привкус ветра наполняет воздух; запах дров, потеющих в печке; отмокающие цветы; ограбленные прогулки; моросящая влага каналов через поля, – почему же тогда ни игрушек, ни фимиамов?
x x x
Между колоколен протянул я канаты, между окон протянул гирлянды, от звезды к звезде – золотые цепи, и вот я танцую.
x x x
Высокий пруд постоянно дымится. Какая колдунья будет возвышаться над белым закатом? Какая листва фиолетовая будет склоняться?
x x x
В то время как деньги казны изливаются празднествам братства, огненно-розовый колокол бьет в облаках.
x x x
Оживляя приятный вкус туши, черная пыль моросит на мою бессонную ночь. – Я приглушаю свет люстры, бросаюсь в кровать и, повернувшись лицом к темноте, вижу вас, мои девушки, мои королевы!
Рабочие
О, это жаркое февральское утро! Несвоевременный Юг расшевелил воспоминания бедняков несуразных о их молодой нищете.
Энрика носила хлопчатобумажную юбку в коричневую и белую клетку – в прошлом веке такие, должно быть, носили, – чепчик с лентами, шелковый шейный платок. Это выглядело грустнее, чем траур. Мы прогуливались по предместью. Было пасмурно, и ветер с Юга оживлял все мерзкие запахи опустошенных садов и иссохших полей.
Мою жену, должно быть, это не утомляло так, как меня. На высокой тропинке, в луже, оставшейся после ливней прошлого месяца, она обратила мое внимание на каких-то маленьких рыбок.
Город, с дымом своим и шумом станков, сопровождал нас далеко по дорогам. О другая страна, о места обитания, благословляемые тенью и небом! Юг мне напомнил жалкие происшествия детства, мое отчаянье летом, великое множество сил и познаний, которые судьба всегда от меня отстраняла. Нет! Не станем проводить мы лето в этом скупом и унылом краю, где всегда нам быть на положенье обрученных сирот. Я хочу, чтобы эти огрубевшие руки больше не тащили за собою дорогой мне образ.
Мосты
Серое хрустальное небо. Причудливый рисунок мостов: одни прямые, другие изогнуты, третьи опускаются или под углом приближаются к первым, и эти фигуры возобновляются в озаренных круговоротах канала, но все настолько легки и длинны, что берега, отягощенные куполами, оседают, становятся меньше. Одни из этих мостов до сих пор несут на себе лачуги. Другие служат опорой для мачт, и сигналов, и парапетов. Пересекаются звуки минорных аккордов, над берегами протянуты струны. Виднеется красная блуза, быть может, другие одежды и музыкальные инструменты. Что это? Народные песни, отрывки из великосветских концертов, остатки уличных гимнов? Вода – голубая и серая, широкая, словно пролив.
Белый луч, упав с высокого неба, уничтожает эту комедию.
Город