На мертвых ресницах Исакий замерзИ барские улицы сини —Шарманщика смерть, и медведицы ворс,И чужие поленья в камине…Уже выгоняет выжлятник-пожарЛинеек раскидистых стайку,Несется земля – меблированный шар, —И зеркало корчит всезнайку.Площадками лестниц – разлад и туман,Дыханье, дыханье и пенье,И Шуберта в шубе застыл талисман —Движенье, движенье, движенье…3 июня 1935
* * *
Возможна ли женщине мертвой хвала?Она в отчужденьи и в силе,Ее чужелюбая власть привелаК насильственной жаркой могиле.И твердые ласточки круглых бровейИз гроба ко мне прилетелиСказать, что они отлежались в своейХолодной стокгольмской постели.И прадеда скрипкой гордился твой род,От шейки ее хорошея,И ты раскрывала свой аленький рот,Смеясь, итальянясь, русея…Я тяжкую память твою берегу —Дичок, медвежонок, Миньона, —Но мельниц колеса зимуют в снегу,И стынет рожок почтальона.3 июня 1935, 14 декабря 1936
* * *
Из-за домов, из-за лесов,Длинней товарных поездов,Гуди за власть ночных трудов,Садко заводов и садов.Гуди, старик, дыши сладко́.Как новгородский гость СадкоПод синим морем глубоко,Гуди протяжно в глубь веков,Гудок советских городов.6–9 декабря 1936
* * *
Нынче день какой-то желторотый —Не могу его понять —И глядят приморские воротаВ якорях, в туманах на меня…Тихий, тихий по воде линялойХод военных кораблей,И каналов узкие пеналыПодо льдом еще черней.9–28 декабря 1936
* * *
Детский рот жует свою мякину,Улыбается, жуя,Словно щеголь, голову закинуИ щегла увижу я.Хвостик лодкой, перья черно-желты,Ниже клюва красным шит,Черно-желтый, до чего щегол ты,До чего ты щегловит!Подивлюсь на свет еще немного,На детей и на снега, —Но улыбка неподдельна, как дорога,Непослушна, не слуга.9–13 декабря 1936
* * *
Мой щегол, я голову закину —Поглядим на мир вдвоем:Зимний день, колючий, как мякина,Так ли жестк в зрачке твоем?Хвостик лодкой, перья черно-желты,Ниже клюва в краску влит,Сознаешь ли – до чего щегол ты,До чего ты щегловит?Что за воздух у него в надлобье —Черни красен, желт и бел!В обе стороны он в оба смотрит – в обе! —Не посмотрит – улетел!10–27 декабря 1936
* * *
Внутри горы бездействует кумирВ покоях бережных, безбрежных и счастливых,А с шеи каплет ожерелий жир,Оберегая сна приливы и отливы.Когда он мальчик был и с ним играл павлин,Его индийской радугой кормили,Давали молока из розоватых глинИ не жалели кошенили.Кость усыпленная завязана узлом,Очеловечены колени, руки, плечи,Он улыбается своим тишайшим ртом,Он мыслит костию и чувствует челомИ вспомнить силится свой облик человечий.10–26 декабря 1936