Мы строили дорогу к СемигеНа пастбищах казахских табунов,Вблизи озер иссякших. ЛихорадкаСначала просто пела в тростникеНа длинных дудках комариных стай,Потом почувствовался холодок,Почти сочувственный, почти смешной, почтиПохожий на ломóть чарджуйской дыни,И мы решили: воздух сладковатИ пахнут медом гривы лошадей.Но звезды удалялись всё. Вокруг,Подобная верблюжьей шерсти, тьмаРазвертывалась. Сердце тяжелело,А комары висели высокоНа тонких нитках писка. И тогдаМы понимали — холод возрасталМедлительно, и всё ж наверняка,В безветрии, и все-таки прибоемОн шел на нас, шатаясь, как верблюд.Ломило кости. Бред гудел. И вотВдруг небо, повернувшись тяжело,Обрушивалось. И кричали мыВ больших ладонях светлого озноба,В глазах плясал огонь, огонь, огонь, —Сухой и лисий. Поднимался зной.И мы жевали горькую полынь,Пропахшую костровым дымом, иЗаря блестела, кровенясь на рельсах…Тогда краснопутиловец КрасновБрал в руки лом и песню запевал.А по аулам слух летел, что мыМертвы давно, что будто вместо насДостраивают призраки дорогу!Но всем пескам, всему наперекорБригады снова строили и шли.Пусть возникали города вдалиИ рушились. Не к древней синевеПолдневных марев, не к садам пустыни —По насыпям, по вздрогнувшим мостамЛожились шпал бездушные тела.А по ночам, неслышные во тьме,Тарантулы сбегались на огонь,Безумные, рыдали глухо выпи.Казалось нам: на океанском днеСредь водорослей зажжены костры.Когда же синь и розов стал туманИ журавлиным узким косякомКрылатых мельниц протянулась стая,Мы подняли лопаты, грохочаЖелезом светлым, как вода ручьев.Простоволосые, посторонились мы,Чтоб первым въехал мертвый бригадирВ березовые улицы предместья,Шагнув через победу, зубы сжав.… … … … … … … … … … …Так был проложен путь на Семиге.