Обильными хлынув слезами,Как будто всей горечью, всласть,Проплакала тучка над намиИ в синюю даль унеслась.И снова взлетели стрекозы,И ярче цветы зацвели.Кто знает — о чем эти слезы?Чье горе коснулось земли?Но так мимолетно ненастье,Свод неба такой голубой!..Ведь так же когда-то от счастьяМы плакали вместе с тобой.
1955
Цикады
Кусты бегут, как водопады,Свергаясь с гор, со всех сторон.О чем всю ночь поют цикады?О чем их шелест, шепот, звон?В ущелье мрак. А над горами,Всю высоту заполонив,Синеет небо в темной раме,На горы звезды уронив.Звучанье, робкое вначале,Уже со всех плывет холмов,А в нем немолчный зов печали,Моей любви бессонный зов.Лишь где-то за горами, где-тоЗа этой цепью черных круч,Уже горящий луч рассвета,Как счастья трепетного луч.
1956
«С бурей, с громом, где-то над горами…»
С бурей, с громом, где-то над горами,Стороной, клубясь, гроза прошлаИ скатилась в горы. А над намиНочь сплошными звездами цвела.Сад притих. В ущелье тьма все гуще.Тишина легла на склоны гор.Лишь поток, на самом дне бегущий,Продолжает с кем-то жаркий спор,Да совсем не требуя наградыНикакой за свой бессонный труд,Все поют без умолку цикады,До самозабвения поют.Настежь окна — прямо в полночь, в звезды,В яростную музыку цикад,В этот садом напоенный воздух,В эту сказку ста Шехерезад.Пусть она звучит, не умолкая,Пусть она журчит: ведь ей невмочьЗамолчать… Так вот она какая,Тысяча вторая эта ночь!
1956
Пес
Костяшки ног едва передвигая,Пришел он к морю, чтобы умереть,Пришел к воде и лег, изнемогая.Хвост повисал, как сломанная плеть.Залив был тих. За горною излукойСверкала уходящая гроза.Он поднял взгляд. Невыразимой мукойНаполнились печальные глаза.Был жаркий полдень. Но по тощим ребрамБежала дрожь. А плеск волны у ногТаким казался ласковым и добрым,Как будто муки все унять не мог.Играя галькой, пена шелестелаИ таяла. Шатаясь, он привсталИ вновь упал, вытягивая тело.Вдали синел за дымкой перевал.Пришла к концу последняя дорога.Жужжали мухи. Ясные глазаВзглянули вдаль внимательно и строго.Сползла в песок последняя слеза.И он застыл. А горы зеленели.А полдень цвел, не изменив лица.И всей могучей грудью волны пелиО жизни той, которой нет конца.