Мой друг пока что жив,но он уже не здесьтам, где иначе время отмеряют.И голоса друзей,как голоса чужих,всего лишь голоса снаружи, за дверями.Он знает больше нас,то страшное ничто,которое для нас, для всех едва лишь нечто.Он мне подаст пальто,пока не пряча глаз,так буднично, так не по-человечьи.Еще хватает сили отторженью чужд,но нам-то сил и не хватает, нам-то.Я бодренькую чушьнесу, чтоб ни спросил,и чую, что не так, и правил нет, как надо.
* * *
Мы под дождем стояли на холме,внизу в долине спали брошенные дачки.Печаль, громоздко привалясь ко мне,твои слова кидала, как подачки.Нам было ночевать сегодня где,и ждали нас собака, дом и печка,но в капельках дождя, в скупой водедрожало обручальное колечко,напоминая — время истечет,и вы расстаться будете так рады,а облака играли в чет-нечет,оборотясь непрошеною правдой.Кто смертен — перед вечностью не прав,но есть же вне, я не скажу, что выше,и время вывихнет порой суставты слышишь его жалобу? Я слышу.
* * *
Все проходит, кроме печали,даже страсти, о коих молчали,даже беды, что плачут громко.Просьбы пылкие наши к Богунаполняются понемногусовершенно обратным смыслом.Словно втянутые воронкой,исчезают друзья и страхи,и у памяти, у неряхи,перед временем нету выслуг.Но в печали своя отрадавкуса сброженного винограда.Пусть под вечер к столу пустомусядут меньше, чем двое в кухне,и луна за окошком вспухнет,разольется покой пьянящий,как вино из лозы густое.И тогда, позабыв о планах,угнетающих и желанных,примиряешься с настоящим.
* * *
Случается, защиту лет разрушитнетерпеливый и случайный жест,и на поверхность выползают души.Как стыдно думать о нагой душе.Рассудок, утомленный грузом ветодо простоты все так же не дорос.Ирония становится ответомна всякий безыскусственный вопрос.Все гуще кровь, бегущая по венам,щемит все чаще с левой стороны.Воспринимается почти обыкновеннозакономерность смерти и весны.