В тяжких волнах наружного гулаИ в прозрачном дрожанье стеклаТа же боль, что на время уснулаИ опять, отдохнув, проняла.Вижу — смотрит глазами твоими,Слышу — просит холодной воды.И горит на губах моих имяРазделенной с тобою беды.Все прошло. Что теперь с тобой делят?Это старый иль новый обряд?Для иного постель тебе стелютИ другие слова говорят.Завтра нам поневоле встречаться.Тихий — к тихой взойду на крыльцо,И усталое грешное счастье,Не стыдясь, мне заглянет в лицо.И, как встреча, слова — поневоле,Деловые слова, а в душеНемота очистительной боли —Той, что ты не разделишь уже.19 августа 1970
«В час, как дождик…»
В час, как дождик короткий и празднично чистыйЧем-то душу наполнит,Молодая упругость рябиновой кистиО тебе мне напомнит.Не постиг я, каким создала твое сердце природа,Но всегда мне казалось,Что сродни ему зрелость неполного раннего плодаИ стыдливая завязь.А мое ведь иное — в нем поровну мрака и света.И порой, что ни делай,Для него в этом мире как будто два цвета —Только черный и белый.Не зови нищетой — это грани враждующих истин.С ними горше и легче.Ты поймешь это все, когда рук обессиленных кистиМне уронишь на плечи.20 августа 1970
«Уходи. Я с ней один побуду…»
Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют Музой…
А. АхматоваУходи. Я с ней один побуду,Пусть на людях, но — наедине.Этот час идет за мной повсюду,Он отпущен только ей и мне.Я к ее внезапному приходуЗамираю, словно на краю,Отдаю житейскую свободуЗа неволю давнюю мою.Обняла — и шум пошел на убыль,И в минуты частых наших встречЧем жесточе я сжимаю губы,Тем вернее зреющая речь.Эта верность, знаю я, суроваК тем, кому дается с ранних дней,И когда ей требуется слово,Дай — судьбой рожденное твоей.И опять замрет звучанье чувстваИ глаза поймут, что ночь светла.А кругом — торжественно и пусто:Не дождавшись, ты давно ушла.24 августа 1970