Проста моя осанка,Нищ мой домашний кров.Ведь я островитянкаС далеких островов!Живу – никто не нужен!Взошел – ночей не сплю.Согреть чужому ужин —Жилье свое спалю.Взглянул – так и знакомый.Взошел – так и живи.Просты наши законы:Написаны в крови.Луну заманим с небаВ ладонь – коли мила!Ну а ушел – как не был,И я – как не была.Гляжу на след ножовый:Успеет ли зажитьДо первого чужого,Который скажет: пить.Август 1920
«Есть в стане моем – офицерская прямость…»
Есть в стане моем – офицерская прямость,Есть в ребрах моих – офицерская честь.На всякую му́ку иду не упрямясь:Терпенье солдатское есть!Как будто когда-то прикладом и стальюМне выправили этот шаг.Недаром, недаром черкесская тальяИ тесный ремённый кушак.А зорю заслышу – Отец ты мой родный! —Хоть райские – штурмом – врата!Как будто нарочно для сумки походной —Раскинутых плеч широта.Всё может – какой инвалид ошалелыйНад люлькой мне песенку спел…И что-то от этого дня – уцелело:Я слово беру – на прицел!И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэромСкрежещет – корми не корми! —Как будто сама я была офицеромВ Октябрьские смертные дни.Сентябрь 1920
(NB!
Эти стихи в Москве назывались «про красного офицера», и я полтора года с неизменным громким успехом читала их на каждом выступлении по неизменному вызову курсантов.)Волк
Было дружбой, стало службой.Бог с тобою, брат мой волк!Подыхает наша дружба:Я тебе не дар, а долг!Заедай верстою вёрсту,Отсылай версту к версте!Перегладила по шерстке, —Стосковался по тоске!Не взвожу тебя в злодеи, —Не твоя вина – мой грех:Ненасытностью своеюПерекармливаю всех!Чем на вас с кремнем-огнивомВ лес ходить – как Бог судил, —К одному бабье ревниво:Чтобы лап не остудил.Удержать – перстом не двину:Перст – не шест, а лес велик.Уноси свои седины,Бог с тобою, брат мой клык!Прощевай, седая шкура!И во сне не вспомяну!Новая найдется дура —Верить в волчью седину.Октябрь 1920
«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробеНасторожусь – прельщусь – смущусь – рванусь.О милая! – Ни в гробовом сугробе,Ни в облачном с тобою не прощусь.И не на то мне пара крыл прекрасныхДана, чтоб на сердце держать пуды.Спеленутых, безглазых и безгласныхЯ не умножу жалкой слободы.Нет, выпростаю руки! – Стан упругийЕдиным взмахом из твоих пелен —Смерть – выбью! Верст на тысячу в округеРастоплены снега и лес спален.И если всё ж – плеча, крыла, коленаСжав – на погост дала себя увесть, —То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,Стихом восстать – иль розаном расцвесть!Около 28 ноября 1920
«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»