Стихотворения

В первой сшибке, в которой сходятся сначала отряды щитоносцев (όπλιτών),[3] вслед за ними видим сперва сражающегося Антилоха, следственно пилосцев,[4] Аякса, итак — саламинцев, Одиссея с ификийцами, Диора [5] из Элиды, Фоаса этолийского; потом Диомеда, снискавшего отличную хвалу своею храбростью в сей битве.[6] После бегства троян упоминаются Агамемнон, Идоменей с сподвижником Мерионом, Менелай, Мегес — сей последний привел войско из Эхинад,— Эврипил из Фессалии, Сфенел, сподвижник Диомедов. Не видно, чтобы они сохранили какой-либо порядок, по крайней мере поэт никакого не показывает или не примечает порядка ни в сражении, ни в сражающихся, так что из следующих за сим описаний битв нельзя составить понятия о расположении общего боевого строя.

Воинство троян устроено было с искусством, как кажется, гораздо грубейшим. Гектор хотя имел начальство, как видно из песни II, ст. 802, но его можно почитать предводителем своих только граждан; союзники Трои были народы стран различных, говорили языком различным, и оружием и образом битв различные и повиновавшиеся своим только воеводам; Гектор, кажется, управлял всею войною в том единственно отношении, что подавал знак к сражению.

Таким образом, в воинстве ахейском вообще видно более порядка, устройства и знания военного искусства; сим причинам соответствуют и действия. Ахеи идут в бой в большем устройстве; вожди отдают повеления,[1] ратники идут безмолвные, как бы люди, по выражению поэта, не имеющие голосу; глубокое молчание сохраняют они из почтения к вождям и чтобы слышать их повеления.

Таковы в самом деле существенные свойства военного устройства: порядок и тишина необходимы, чтобы повеление и исполнение были в согласии.

Трояне, напротив, в стане своем, по выражению поэта, подобны овцам в загоне, которые блеют непрестанно; [2] смятенный крик раздается по широкому их стану.

Когда ахеяне, по голосу их вождей, строятся в битву, стройно и густо смыкаются ряды их: [3]

Словно как стену строитель из плотно слагаемых камней
В строимом доме смыкает, в отпору насильственных ветров,—
Так шишаки и щиты круговидные сомкнуты были,
Щит со щитом, шишак с шишаком, человек с человеком
Плотно спирались; шеломы, волнуясь, касались друг друга
Светлыми бляхами,— так мирмидоны сомкнувшись стояли.

В сих стихах древние находят первые основания фаланги; и Полибий, после двух тысяч лет, еще удивляется (в стихах у Гомера) верности и живости сего изображения фаланги в действии.

Вот успех ее сражения: на фалангу, предводимую Аяксами,[4] напали трояне, предводимые Гектором:

...Пред троянами Гектор
Бурный летел, как в полете крушительный камень с утеса,
Если с вершины громаду осенние воды обрушат,
Ливнем-дождем разорвавши утеса жестокого связи;
Скачущий кверху, летит он; трещит, на лету им крушимый
Лес; беспрепонно и прямо летит он, пока на долину
Рухнет и, как ни стремителен, там не крушится он боле,—
Гектор таков! при начале грозился до самого моря
Быстро пройти меж судов и меж кущей, по трупам данаев;
Но едва лишь упал на сомкнувшиесь твердо фаланги,
Стал, как ни близко нагрянувший: дружно его аргивяне,
Встретя и острых мечей и дротов двуконечных ударом,
Прочь отразили.—

Здесь можно заметить, что сопротивление представлено поэтом как более достойное уважения, более славное, чем самое нападение. Сия мысль осталась навсегда утвержденною, освященною в военных мнениях греков: бесчестием всегда почиталося потерять щит, но не меч; таким мнением как бы воздавалось уважение тому началу нравственному, что война почтенна и священна тогда наиболее, когда защищаются, когда защищают отечество и сограждан.

Таким образом, в Илиаде мужество благоразумное, подкрепляемое искусством и вспомоществуемое порядком, впоследствии берет верх над силою и храбростью, не имеющею устройства и знания, и наконец составляет торжество образованности над варварством, Европы над Азиею.

<1826>

ПРИМЕЧАНИЯ

ПРИМЕЧАНИЯ