Стихотворения 1859–1860 гг.

Грустная песня

Плохо! Чем живется доле,
Тем живется хуже.
Приютился б в горькой доле
Сердцем, – да к кому же?

Бродишь старым сиротою;

Все мне как – то чужды;
Как живу и что со мною —
Никому нет нужды.

Есть у божьей церкви, с краю,

Тихая могила.
Там лежит одна, я знаю:
Та меня любила.

Не за то чтоб точно было

Все во мне так мило,
А за то любила,
Что меня родила.

Изнуренная, больная,

Дряхлая, бывало,
Тужишь, ищешь, ты родная:
«Где дитя пропало?»

А сынок твой одурелый

Рыскал все по свету,
Смотришь: нет его день целый
Да и к ночи нету.

Бедной матери не спится;

Слез полна подушка:
«Мало ль может что случиться? —
Думает старушка. —
Страшен ворог неключимый
В эдакую пору.
Не попался ли родимый
Лиходею – вору?

Не ограбили ли сына?

Жив ли он, желанный?»
Чу! Идет домой детина,
Словно окаянный, —

Встрепан, бледен, смотрит дико,

Волос в беспорядке, —
Сам трясется весь… поди-ка:
Верно в лихорадке!

Да, он болен, он расслаблен,

Он ужален змеем,
А пожалуй и ограблен —
Только не злодеем,

А разбойницей – злодейкой,

Резвою девчонкой,
С черной бровью, с белой шейкой.
С трелью речи звонкой.

Лишь закинула словечко —

И поддела разом
Из груди его сердечко,
Из под шапки разум;

Всю в нем душу возмутила

Дьявольским соблазном
И домой его пустила
В виде безобразном.

А сама… и горя мало!

Жалости не крошки!
Так и пляшет с кем попало,
Только брызжут ножки.

Я ж лежу, горю и таю,

Думаю: кончина!
И за грудь себя хватаю —
То – то дурачина!
Мать горюет; слезы сжаты;
Смотрит на больного,
Говорит: «Напейся мяты
Иль чайку грудного!» —

«Эх, родная! – отвечаю: —

Что тут чай и мята,
Где отрады я не чаю,
Где душа измята?»

Чу! звонят. Гляжу: могила!

И мой жребий понят.
Лишь одна меня любила,
Да и ту хоронят.

И замкнулася тоскою

Жизнь моя блажная.
Ты зовешь меня к покою.
Подожди, родная!

Несколько строк о Крылове (При воздвигнутом ему памятнике)