О слезы женские, с придачейНервических, тяжелых драм!Вы долго были мне задачей,Я долго слепо верил вамИ много вынес мук мятежных.Теперь я знаю наконец:Не слабости созданий нежных, —Вы их могущества венец.Вернее закаленной сталиВы поражаете сердца.Не знаю, сколько в вас печали,Но деспотизму нет конца!Когда, бывало, предо мноюЗальется милая моя,Наружно ласковость удвою,Но внутренно озлоблен я.Пока она дрожит и стонет,Лукавлю праздною душой:Язык лисит, а глаз шпионитИ открывает… Боже мой!Зачем не мог я прежде видеть?Ее не стоило любить,Ее не стоит ненавидеть…О ней не стоит говорить…Скажи «спасибо» близорукой,Всеукрашающей любвиИ с головы с ревнивой мукойВолос седеющих не рви!Чем ты был пьян — вином поддельнымИль настоящим — все равно;Жалей о том, что сном смертельнымНе усыпляет нас оно!________Кто ей теперь флакон подносит,Застигнут сценой роковой?Кто у нее прощенья просит,Вины не зная за собой?Кто сам трясется в лихорадке,Когда она к окну бежитВ преувеличенном припадкеИ «ты свободен!» говорит?Кто боязливо наблюдает,Сосредоточен и сердит,Как буйство нервное стихаетИ переходит в аппетит?Кто ночи трудные проводит,Один, ревнивый и больной,А утром с ней по лавкам бродит,Наряд торгуя дорогой?Кто говорит «Прекрасны оба» —На нежный спрос: «Который взять?»Меж тем как закипает злобаИ к черту хочется послатьФранцуженку с нахальным носом,С ее коварным: «C’est joli»,[4]И даже милую с вопросом…Кто молча достает рубли,Спеша скорей покончить муку,И, увидав себя в трюмо,В лице твоем читает скукуИ рабства темное клеймо?…1861