Стихотворения (1942–1969)

Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, гнилой земле.

— Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она — не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый,
У меня — лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

Старой кажется:
                            каждый кустик
Беспокойную дочку ждет…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она — не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг — нежданный приказ:
                                           «Вперед!»
Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

II

С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку,
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
…Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав.
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

III

…Знаешь, Зинка, я — против грусти,
Но сегодня она — не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый.
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
…Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала.

1944

ШТРАФНОЙ БАТАЛЬОН

Дышит в лицо
                        молдаванский вечер
Хмелем осенних трав.
Дробно,
              как будто цыганские плечи,
Гибкий дрожит состав.
Мечется степь —
                            узорный,
Желто-зеленый плат.
Пляшут,
               поют платформы,
Пляшет,
               поет штрафбат.
Бледный майор
                          расправляет плечи:
— Хлопцы,
                   пропьем
Свой последний вечер! —
Вечер.
           Дорожный щемящий вечер.
Глух паровозный крик.
Красное небо летит навстречу —
Поезд идет
                   в тупик…

1944

«Я смотрю глазами озорными…»

Я смотрю глазами озорными,
Хоть вокруг огонь и бездорожье.
В жаркий ветер брошенное имя
Долго спутник позабыть не сможет.

А потом, с послушными другими,
Будет он насмешливым и строгим,
Потому что слишком звонко имя
Девушки с дымящейся дороги.

1944

ПОСЛЕ ГОСПИТАЛЯ

От простора хмелея снова,
Мну в руках вещевой мешок
И пишу на клочках листовок
Где-то найденным карандашом.

Обжигает веселой плетью
Острый ветер степных дорог.
Я хочу, чтобы этот ветер
Мой любимый услышать мог.

Чтоб он понял,
                         за что люблю я
Свою молодость фронтовую.

1944

«Ко мне в окоп…»