Стихотворения

Мне жалко, что теперь зима
И комаров не слышно в доме,
Но ты напомнила сама
О легкомысленной соломе.

Стрекозы вьются в синеве,

И ласточкой кружится мода,
Корзиночка на голове —
Или напыщенная ода?

Советовать я не берусь,

И бесполезны отговорки,
Но взбитых сливок вечен вкус
И запах апельсинной корки.

Ты всё толкуешь наобум,

От этого ничуть не хуже,

Что делать, самый нежный ум
Весь помещается снаружи.

И ты пытаешься желток

Взбивать рассерженною ложкой,
Он побелел, он изнемог —
И все-таки еще немножко.

И право, не твоя вина —

Зачем оценки и изнанки, —
Ты как нарочно создана
Для комедийной перебранки.

В тебе всё дразнит, всё поет,

Как итальянская рулада,
И маленький вишневый рот
Сухого просит винограда.

Так не старайся быть умней,

В тебе всё прихоть, всё минута.
И тень от шапочки твоей —
Венецианская баута.

«Возьми на радость из моих ладоней…»

Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного меда,
Как нам велели пчелы Персефоны.

Не отвязать неприкрепленной лодки.

Не услыхать в меха обутой тени.
Не превозмочь в дремучей жизни страха.

Нам остаются только поцелуи,

Мохнатые, как маленькие пчелы,
Что умирают, вылетев из улья.

Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,

Их родина — дремучий лес Тайгета,
Их пища — время, медуница, мята…

Возьми ж на радость дикий мой подарок —

Невзрачное сухое ожерелье
Из мертвых пчел, мед превративших в солнце!

«За то, что я руки твои не сумел удержать…»

За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать —
Как я ненавижу пахучие, древние срубы!

Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,

Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко.
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.

Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?

Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.

Прозрачной слезой на стенах проступила смола,

И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ
пошла, И трижды приснился мужам соблазнительный образ.

Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?

Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.

Последней звезды безболезненно гаснет укол,

И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.

«Когда городская выходит на стогны луна…»