Век мой, зверь мой, кто сумеетЗаглянуть в твои зрачкиИ своею кровью склеитДвух столетий позвонки?Кровь-строительница хлещетГорлом из земных вещей,Захребетник лишь трепещетНа пороге новых дней.Тварь, покуда жизнь хватает,Донести хребет должна,И невидимым играетПозвоночником волна.Словно нежный хрящ ребенкаВек младенческий земли.Снова в жертву, как ягненка,Темя жизни принесли.Чтобы вырвать век из плена,Чтобы новый мир начать,Узловатых дней коленаНужно флейтою связать.Это век волну колышетЧеловеческой тоской,И в траве гадюка дышитМерой века золотой.И еще набухнут почки,Брызнет зелени побег,Но разбит твой позвоночник,Мой прекрасный жалкий век!И с бессмысленной улыбкойВспять глядишь, жесток и слаб,Словно зверь, когда-то гибкий,На следы своих же лап.Кровь-строительница хлещетГорлом из земных вещейИ горящей рыбой мещетВ берег теплый хрящ морей.И с высокой сетки птичьей,От лазурных влажных глыбЛьется, льется безразличьеНа смертельный твой ушиб.
«Язык булыжника мне голубя понятней…»
Язык булыжника мне голубя понятней,Здесь камни — голуби, дома — как голубятни,И светлым ручейком течет рассказ подковПо звучным мостовым прабабки городов.Здесь толпы детские — событий попрошайки,Парижских воробьев испуганные стайки —Клевали наскоро крупу свинцовых крох,Фригийской бабушкой рассыпанный горох…И в воздухе плывет забытая коринка,И в памяти живет плетеная корзинка,И тесные дома — зубов молочных рядНа деснах старческих — как близнецы стоят.Здесь клички месяцам давали, как котятам,А молоко и кровь давали нежным львятам,А подрастут они — то разве года дваДержалась на плечах большая голова!Большеголовые — там руки поднималиИ клятвой на песке как яблоком играли.Мне трудно говорить: не видел ничего,Но все-таки скажу: я помню одного;Он лапу поднимал, как огненную розу,И, как ребенок, всем показывал занозу,Его не слушали: смеялись кучера,И грызла яблоки, с шарманкой, детвора,Афиши клеили, и ставили капканы,И пели песенки, и жарили каштаны,И светлой улицей, как просекой прямой,Летели лошади из зелени густой!