Стихотворения 1998-1999 гг.

И размазня труда подобна сраму.

Июнь благоухающим венком

Объял Москвы гудящей панораму.

Стучит висок – и рельс, и сердце в такт –

И гром небесный одобряет весом

И эхом подступивший к горлу факт

Жары, жары, звенящей хвойным лесом.

Птичье уподобление

Пустота и тишина.

Участь тела решена

До рождения не мною,

Я – лишь брение земное.

А душа – изныла вся,

Пылью в воздухе вися.

На дорогу лягу ниц –

Подопру домашних птиц.

Буду с птицами в грязи,

Трудно – с Богом мне в связи,

С Богом в небе мне не спится –

Знать, тяжёлая я птица.

Я лежу внизу, как крест.

Чу! над миром Благовест –

Поднимаюсь и пою –

Сидя в луже, как в раю!

Липы

Доцветают липы за окном,

И роскошна липовая чаша,

Сладко воробьями говорящий

Угол сердцелиственных хором.

А над липой ясень развернул

Семена салатным опахалом.

Я храню себя – большое в малом,

В песенке скворца – вулканный гул.

Пахнут липы тёмным душным балом,

Опустелым неметёным залом,

На полу которого разгул

Отшумевшим шорохом уснул.

Гроза

Опять бежит гроза с прутком

По гулкой лесенке забора,

И, вздыбленные каблуком,

Жемчужин опадают горы.

И торопливый капель стук

Я под железной кровлей слышу –

Как будто бы вбивают в крышу

Стеклянный гвоздь полсотни рук.

И, содрогаясь, дерева

Пытаются расправить плечи,

Залитые обильем речи

Воды, похожей на слова.

И молнии, сквозь воздух мчась,

Звенит секира голубая.

И червь в потоке, как карась

На суше, бьётся погибая.

Под серым небом

Под серым небом луж архипелаги

В воздух, пересыщенный водой,

И облака, как спущенные флаги,

Метут дворы косматой бородой.

Вот так наверно затекает в трюмы

Сам океан капелью солевой.

Дома сырые – высоки как думы,

Я им с земли – киваю головой.

Я прихожу с высотами в согласье

И не спеша творю свои шаги,

И впитывают серое бесстрастье –

Как губка – иссушённые мозги.

***

«Каждый молод…»

Д. Бурлюк

Динозавры отгуляли –

И костей не соберёшь.

Трупы – тёмным лесом стали,

Лес срубили – сеют рожь.

Рожь пожали – ставят город.

Город вырос и сгорел …

«В животе чертовский голод» –

Будто триста лет не ел!

И – великое застолье,

И – на длинные столы

Звёзды капают фасолью

И слетаются орлы.

Иона

Нет, не нужен мне плоский успех,

Я – не олух с портретом на палке.

Не хочу агитировать всех

За себя. Ибо скоро на свалке

Буду так же, как вы. Тридцать лет

Или триста, иль три миллиона –

Всё равно. Я – поэт, я скелет,

Я – зола, я ничто, я – Иона.

Вечер в деревне

Уже зацветает за домом картошка,

Кругом – лопухи и ромашник в цвету.

По грядке крадётся пугливая кошка.

Как тихо. Как грустно смотреть в высоту.

Как тихо, как грустно. Как много забыто.

Как в памяти много сырой темноты,

Откуда дожди моросят, как сквозь сито.

Но пуст и безоблачен свод высоты.

Стрижи проскользнут по небесному своду,

Певучий комар за затылок куснёт.

Вот небо идёт на крыльцо к огороду,

Вот время бесшумно по травам идёт.

Пестрота

Мир ранит сердце пестротой,

Бессмысленной, не содержащей

Ни малой истины простой

За пагубной абстрактной чащей.

Как будто галлюциноген

Глаза уводит за' нос жадный

В бессмысленно пестрящий плен,

В пустыню без воды отрадной.

Но по пути пустых подмен

Пройдя, достигшие порога,

Зрят, как нежданный феномен,

Лицо невидимого Бога.

Природа сидит на замке

Природа сидит на замке

С большим пистолетом в руке.

В лесу раздаётся стрельба –

А может быть, это судьба?

К виску приложу пистолет,

Мозги превратятся в омлет.

Нет, лучше пойду на шоссе

(Маршрут Краснодар-Туапсе)

И лягу всему поперёк.

Не зря же себя я берёг

До этого самого дня –

Пускай переедет меня

Какой-нибудь пьяный шофёр! –

Накрою шоссе как ковёр,

Своею начинкой мясной,

А будущей жаркой весной

Опять появлюсь из земли.

Так всходят из праха кремли,

И каждая башня к виску

Свою прижимает тоску.

Звезда из макушки растёт,

И колокол жалобно бьёт,

Как пульс у меня в кулаке…

Природа сидит на замке.

Памяти Заболоцкого

Все эти страсти и красоты

Душе не очень-то нужны.

Она устала от заботы,

Она устала от войны.

Она уже, быть может, скоро

Падёт кристалликом в простор,

В шипящий океан раствора,

И тоже перейдёт в раствор.

И чувство полного слиянья

Опорой станет в жизни той

Душе, забывшей про страданья

И наслажденья суетой.

Начало августа

Шептали бархатцы в саду

О том, что в августе не поздно

Ещё найти себе беду;

И радость можно ночью звёздной

Сыскать душистой темноте.

И, как плоды, округлы плечи

У той, кто прячет их в фате,

Накинутой для первой встречи.

И в первый, как в последний раз,

Вдруг усумнившись, дрогнут руки,

Как будто каждый новый час

Чреват безбрежностью разлуки.

Не то, чтоб вовсе не сладка

И не полна была отрада –

Но к вкусу каждого глотка

Примешена земли прохлада.

О себе

Реже, реже выпускаю тень

Порезвиться из себя наружу.

Он хорош конечно, ясный день,

Только самость безотчётно в лужу

Тянет, как бывалую свинью.

Быть хорошим – крайне, крайне трудно.

Чем я крепче внешне, тем гнию

Я верней заочно и подспудно.

Мне знакома Сартра тошнота,

Мне понятен анархизм де Сада.

То ли не хватает мне креста,

То ли вовсе ничего не надо.

Я себя не очень-то люблю,

Но свою познав – в сравненье – ценность,

Требую – коль я её терплю, –

Чтоб меня терпела современность!