Читаем Стихотворения полностью

Честно старалась и я - вышло, себе ж на беду!"

Цели старик достиг: отпугнул он дерзкую птицу,

Ту, что готова сгубить сад - и садовницу с ним.

XX

Сила красит мужчину, отвага свободного духа?

Рвение к тайне, скажу, красит не меньше его.

Градокрушительница Молчаливость, княгиня народов!

Мне, богиня, была в жизни водителем ты.

Что же судьба припасла? Мне муза, смеясь, размыкает,

Плут размыкает Амур накрепко сомкнутый рот.

Ох, куда как не просто скрывать позор королевский!

Худо прячет венец, худо фригийский колпак

Длинные уши Мидаса: слуга ли ближайший приметил

Страшно царю, на груди тайна, что камень, лежит.

В землю, что ли, зарыть, схоронить этот камень

тяжелый?..

Только тайны такой не сохранит и земля!

Станут вокруг камыши, зашуршат, зашепчутся с ветром:

"А Мидас-то, Мидас! Даром что царь,- долгоух!"

Мне же безмерно тяжеле блюсти чудесную тайну,

Льется легко с языка то, что теснилось в груди.

А ни одной не доверишь подруге - бранить они будут;

Другу доверить нельзя: что, коль опасен и друг?

Роще свой поведать восторг, голосистым утесам?

Я не настолько же юн, да и не столь одинок!

Вам, гекзаметры, я, вам, пентаметры, ныне поверю,

С нею как радуюсь дню, ею как счастлив в ночи!

Многим желанна, сетей она избегает, что ставит

Дерзко и явно - кто смел, тайно и хитростно - трус.

Мимо пройдет, умна и легка: ей ведома тропка,

Где в нетерпении ждет истинно любящий друг.

Медли, Селена! Идет она! Как бы сосед не заметил...

В листьях, ветер, шуми - в пору шаги заглушить!

Вы же растите, цветите, любезные песни! Качайтесь

В тихом трепете лоз, в ласковой неге ночной

И болтливым, как тот камыш, откройте квиритам

Тайну прекрасную вы взысканной счастьем четы,

ИЗ "ВЕНЕЦИАНСКИХ ЭПИГРАММ"

1790

1

Жизнь украшает твои гробницы и урны, язычник:

Фавны танцуют вокруг, следом менад хоровод

Пестрой течет чередой; сатир трубит что есть мочи

В хриплый пронзительный рог, толстые щеки надув.

Бубны, кимвалы гремят: мы и видим мрамор и слышим.

Резвые птицы, и вам лаком налившийся плод!

Гомон вас не спугнет; не спугнуть ему также Амура:

Факелом тешится всласть в пестрой одежде божок.

Верх над смертью берет избыток жизни - и мнится:

К ней причастен и прах, спящий в могильной тиши.

Пусть же друзья обовьют этим свитком гробницу поэта:

Жизнью и эти стихи щедро украсил поэт,

8

Эту гондолу сравню с колыбелью, качаемой мерно,

Делает низкий навес лодку похожей на гроб.

Истинно так! По Большому каналу от люльки до гроба

Мы без забот через жизнь, мерно качаясь, скользим.

ИЗ "ЗАПАДНО-ВОСТОЧНОГО ДИВАНА"

1814-1818

ГИДЖРА

Север, Запад, Юг в развале,

Пали троны, царства пали.

На Восток отправься дальный

Воздух пить патриархальный,

В край вина, любви и песни,

К новой жизни там воскресни.

Там, наставленный пророком,

Возвратись душой к истокам,

В мир, где ясным, мудрым слогом

Смертный вел беседу с богом,

Обретал без мук, без боли

Свет небес в земном глаголе.

В мир, где предкам уваженье,

Где чужое - в небреженье,

Где просторно вере правой,

Тесно мудрости лукавой

И где слово вечно ново,

Ибо устным было слово.

Пастухом броди с отарой,

Освежайся под чинарой,

Караван води песками

С кофе, мускусом, шелками,

По безводью да по зною

Непроезжей стороною.

Где тропа тесней, отвесней,

Разгони тревогу песней,

Грянь с верблюда что есть мочи

Стих Гафиза в пропасть ночи,

Чтобы звезды задрожали,

Чтоб разбойники бежали.

На пиру и в бане снова

Ты Гафиза пой святого,

Угадав за покрывалом

Рот, алеющий кораллом,

И склоняя к неге страстной

Сердце гурии прекрасной.

Прочь, завистник, прочь, хулитель,

Ибо здесь певца обитель,

Ибо эта песнь живая

Возлетит к преддверьям рая,

Там тихонько постучится

И к бессмертью приобщится.

ЧЕТЫРЕ БЛАГА

Арабам подарил Аллах

Четыре высших блага,

Да не иссякнут в их сердцах

Веселье и отвага.

Тюрбан - для воина пустынь

Он всех корон дороже.

Шатер - в пути его раскинь,

И всюду кров и ложе.

Булат, который тверже стен,

Прочней утесов горных,

И песню, что уводит в плен

Красавиц непокорных.

Умел я песнями цветы

Срывать с их пестрой шали,

И жены, строги и чисты,

Мне верность соблюдали.

Теперь - на стол и цвет и плод!

Для пира все готово,

И тем, кто поученья ждет,

Предстанет свежим Слово.

СТИХИИ

Чем должна питаться песня,

В чем стихов должна быть сила,

Чтоб внимали им поэты

И толпа их затвердила?

Призовем любовь сначала,

Чтоб любовью песнь дышала,

Чтобы сладостно звучала,

Слух и сердце восхищала.

Дальше вспомним звон стаканов

И рубин вина багряный,

Кто счастливей в целом мире,

Чем влюбленный или пьяный?

Дальше - так учили деды

Вспомним трубный голос боя,

Ибо в зареве победы,

Словно бога, чтут героя.

Наконец, мы сердцем страстным,

Видя зло, вознегодуем,

Ибо дружим мы с прекрасным,

А с уродливым враждуем.

Слей четыре эти силы

В первобытной их природе

И Гафизу ты подобен,

И бессмертен ты в народе.

ФЕНОМЕН

Чуть с дождевой стеной

Феб обручится,

Радуги круг цветной

Вдруг разгорится.

В тумане круг встает,

С прежним несходен:

Бел его мутный свод,

Но небу сроден!

Так не страшись тщеты,

О старец смелый!

Знаю, полюбишь ты,

Хоть кудри белы.

ПЕСНЯ И ИЗВАЯНЬЕ

Пусть из грубой глины грек

Дивный образ лепит

И вдохнет в него навек

Плоти жаркий трепет;

Нам милей, лицо склонив

Над Евфрат-рекою,

Водной зыби перелив

Колебать рукою.

Чуть остудим мы сердца,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зной
Зной

Скромная и застенчивая Глория ведет тихую и неприметную жизнь в сверкающем огнями Лос-Анджелесе, существование ее сосредоточено вокруг работы и босса Карла. Глория — правая рука Карла, она назубок знает все его привычки, она понимает его с полуслова, она ненавязчиво обожает его. И не представляет себе иной жизни — без работы и без Карла. Но однажды Карл исчезает. Не оставив ни единого следа. И до его исчезновения дело есть только Глории. Так начинается ее странное, галлюциногенное, в духе Карлоса Кастанеды, путешествие в незнаемое, в таинственный и странный мир умерших, раскинувшийся посреди знойной мексиканской пустыни. Глория перестает понимать, где заканчивается реальность и начинаются иллюзии, она полностью растворяется в жарком мареве, готовая ко всему самому необычному И необычное не заставляет себя ждать…Джесси Келлерман, автор «Гения» и «Философа», предлагает читателю новую игру — на сей раз свой детектив он выстраивает на кастанедовской эзотерике, облекая его в оболочку классического американского жанра роуд-муви. Затягивающий в ловушки, приманивающий миражами, обжигающий солнцем и, как всегда, абсолютно неожиданный — таков новый роман Джесси Келлермана.

Джесси Келлерман , Михаил Павлович Игнатов , Н. Г. Джонс , Нина Г. Джонс , Полина Поплавская

Детективы / Современные любовные романы / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Прочие Детективы
Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука