Читаем Стихотворения полностью

с тобой!.." Часть третья x x x Соломинкой в хлеву надежда нам зажглась. Бояться ли осы, своим полетом пьяной? Глянь: все же солнце в щель сочится струйкой

рдяной. Что ж не уснуть тебе, на стол облокотясь? О, бедный! Все же нам дал воду ключ студеный: Пей! И потом усни. Я остаюсь, я тут, Я сохраню мечты, покой твой и уют, И вновь ты будешь петь, ребенок усыпленный. Бьет полдень. Я прошу: оставьте нас, мадам! Он спит. Не странно ли, что к женским мы

шагам Все так чувствительны, злосчастные бедняги? Бьет полдень. В комнате полить велел я пол. Ну, спи! Надежда нам блестит кремнем в овраге, Ах, куст сентябрьских роз! Когда б он вновь

расцвел! КАСПАР ГАУЗЕР ПОЕТ Я, сирота с простым лицом, Пришел, богат лишь ясным взором, К столичным жителям, которым Я показался простецом. А в двадцать лет любовный пыл Внушил мне, полному смятеньем, Глядеть на женщин с восхищеньем, Но им я не казался мил. Без родины, без короля, Быть храбрым не имея счастья, Хотел на поле битвы пасть я, Но смерти был не нужен я. Что в мире сделал я, увы? Я поздно родился? иль рано? Молитесь, люди (в сердце рана!), За бедного Каспара вы. x x x Я в черные дни Не жду пробужденья. Надежда, усни, Усните, стремленья! Спускается мгла На взор и на совесть. Ни блага, ни зла, О, грустная повесть! Под чьей-то рукой Я - зыбки качанье В пещере пустой... Молчанье, молчанье! x x x Над кровлей небо лишь одно

Лазурь яснеет. Над кровлей дерево одно

Вершиной веет. И с неба льются мне в окно

От церкви звоны, И с дерева летят в окно

Мне птичьи стоны. О Боже, Боже мой, все там

Так просто, стройно, И этот мирный город там

Живет спокойно. К чему теперь, подумай сам,

Твой плач унылый, И что же сделал, вспомни сам,

Ты с юной силой? x x x Законы, числа, краски, ароматы!.. Слова бегут в испуге, как цыплята. Рыдая, Тело никнет на кресте. Нога, ты топчешь грезы, а не травы! И зов толпы, прельстительно-лукавый, Звучит вокруг в немолчной суете. О небо, где плывут надежды наши! Цветы, что никогда не будут чаши! Вино, и вдруг - жест проскользнувший твой! Грудь женщины с ласкающей игрой! Ночей ленивых ложа голубые!.. - Что этот бред пленительных услад? Что этих пыток бесконечный ряд? И что - мы, грешники, и вы, святые? x x x Охотничий рожок рыдает у леска Печальной жалобой, как будто сиротливой. И молкнет этот звук над опустелой нивой, Сливаясь с лаем псов и свистом ветерка. Но вскоре новый стон звучит издалека... Не волчья ли душа в нем плачется тоскливо? А солнце за холмом, как будто бы лениво, Скрывается; кругом - и сладость и тоска! И, чтоб усилить миг подавленной печали, Вуалью белой скрыв огни багряной дали, Как нити корпии, снег реет на поля; И воздух - словно вздох осенний, утомленный. Но кроток без конца весь вечер монотонный, В котором нежится усталая земля! x x x Порывы добрые, так вот вы где, бедняги! Надежда и печаль о невозвратном благе, Суровый ход ума и сердца взлет живой, Тревога смутная и сладостный покой. Вас всех не перечесть, души моей порывы, Вы быстры и смелы, ленивы и пугливы, И сбивчивы во сне, и мешкотны подчас, Бескрайний свет луны страшит ночами вас, Мелькающей чредой вы движетесь бессонно. "Так овцы робкие выходят из загона: Одна, две, три... Идут. Склонили низко лбы, Потупили глаза, покорные рабы, Бредут за вожаком. Он стал - недвижно стадо. Стоят, не ведая, зачем все это надо, Лишь головы кладут передним на хребет". Овечки милые, не я ваш пастырь, нет! Он знает все и вся, хозяин ваш законный, На выгон гонит вас и ставит вас в загоны, Он в срок назначенный отпустит вас в поля. Ступайте же за ним. Он ваш пастух. А я, Его велениям послушный, встану рядом, Овчаркой преданной пойду за вашим стадом. x x x Как волны цвета сердолика, Ограды бороздит туман; Зеленый, свежий океан Благоухает земляникой. Взмах крыльев, мельниц и ветвей Прозрачен, их рисунок тонок; Им длинноногий жеребенок Под стать подвижностью своей. В ленивой томности воскресной Плывут стада овец; они Кудрявым облакам сродни Своею кротостью небесной... Недавно колокольный звон Пронесся звуковой спиралью Над млечной, дремлющею далью И замер, ею поглощен. x x x О человечества безмерность, Былые дни, благой Отец, И верных доблестная верность! Путь обретенный наконец! Здесь все громадней и могучей, Чем однодневка-человек, И черны, как завесы, тучи, Закрывшие идущий век. Вожатаю сей жизни грешной Повиновенью - дух предай! О, в поле, вспаханном успешно, Единой Церкви урожай! x x x Прекраснее море, Чем наши соборы, На вольном просторе Немолчные хоры, Могучей стихии Гимн Деве Марии! То яростный гром, То нежный напев, Сливаются в нем Прощенье и гнев. В безмерности вод Ни дум, ни забот. О! ты терпеливо И в буре мятежной! Поешь ты призывы Так вкрадчиво-нежно: "Кто чужд упований, Умри без страданий!" Средь песен земных Нет песни милей Стальных, голубых, Зеленых зыбей. Твое торжество Прекрасней всего! x x x То - празднество хлебов, то - светлый

Перейти на страницу:

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия