Натыкаясь на посох, высокий, точеный,с красноватой ребристою рыбьей головкой,строго шествует он под поемные звоны:пономарь тормошит вислоухие ловко.Городской голова, коренастый и лысый(у него со лба на нос стекают морщины),и попы, облаченные в жесткие ризы,—благочинный вертлявый (спираль из пружины)и соборный брюхатый (ужели беремен?)заседатель суда, запятая-подчасок,—все за ним! все за ним! Бесшабашная теменьраспылила по улице курево красок…В кумаче да в китайке, забыв про сластены,про возки, причитанья, торговки нахрапомзатирают боками мужчин. А с плетенойгалереи аптеки глядят эскулапы.Оседает булыжник от поступи дюжей,и слюдой осыпается колотый воздух.До костей пропотела лавина. Снаружибосоножки летят — в лишаях и коростах.А в хвосте на тяжелых горбатых колесах —будто Ноев ковчег — колымага с гербами:домовина вбирает владыку и посох,домовина пропахла сухими грибами.Уж гречихой забрызганы чалые кони,но развалина движется. Угол — и церковь.У, гадюкой толпа закрутилась: ладониприкурнула колдобина, кисть исковеркав.И жужжанье и колокол — умерли оба,только тонкие губы разверзлись, и — словосиневатые выжали десна. Как проба,в них застряла частица огрызка гнилого.И увяла рука. И вверху зазвонили:проглотила соборная пасть камилавку.Завизжала старуха в чепце: придавили.А на репчатой шее, как клещ, бородавка.1911(1922)