Как затаю, что искони кочую,что, с виду радостен и прост,в душе своей невыносимо чуюгромады, гул, кишенье звезд?Я, жадный и дивящийся ребенок,я, скрученный из гулких жил,жемчужных дуг и алых перепонок, —я ведаю, что вечно жил.И за бессонные зоны странствий,на всех звездах, где боль и Бог,в горящем, оглушительном пространствея многое постигнуть мог.И трудно мне свой чудно-бесполезныйогонь сдержать, крыло согнуть,чтоб невзначай дыханьем звездной бездныземного счастья не спугнуть.13 января 1923
609. «В кастальском переулке есть лавчонка…»
В кастальском переулке есть лавчонка:колдун в очках и сизом сюртукеслова, поблескивающие звонко,там продает поэтовой тоске.Там в беспорядке пестром и громоздкомкинжалы, четки — сказочный товар!В углу — крыло, закапанное воском,с пометкою привешенной: Икар.По розам голубым, по пыльным книгамползет ручная древняя змея.И я вошел, заплаканный, и мигомсмекнул колдун, откуда родом я.Принес футляр малиново-зеленый,оттуда лиру вытащил колдун,новейшую: большой позолоченныйхомут и проволоки вместо струн.Я отстранил ее… Тогда другуюон выложил: старинную в сухихи мелких розах — лиру дорогую,но слишком нежную для рук моих.Затем мы с ним смотрели самоцветы,янтарные, сапфирные слова,слова-туманы и слова-рассветы,слова бессилия и торжества.И куклою, и завитками урныколдун учтиво соблазнял меня;с любовью гладил волосок лазурныйиз гривы баснословного коня.Быть может, впрямь он был необычаен,но я вздохнул, откинул огонькикамней, клинков — и вышел; а хозяинглядел мне вслед, подняв на лоб очки.Я не нашел. С усмешкою суровойсложи, колдун, сокровища свои.Что нужно мне? Одно простое словодля горя человеческой любви.17 января 1923
610. «И все, что было, все, что будет…»
И все, что было, все, что будет,и золотую жажду жить,и то бессонное, что нудитна звуки душу разложить,все объясняли, вызывалиглаза возлюбленной земной,когда из сумрака всплывалиони, как царство, предо мной.18 января 1923
611. ТРАМВАЙ
Вот он летит, огнями ночь пробив,крылатые рассыпав перезвоны,и гром колес, как песнопений взрыв,а стекла — озаренные иконы.И спереди — горящее числои рая обычайное названье.Мгновенное томит очарованье— и нет его, погасло, пронесло,И в пенье ускользающего гулаи в углубленье ночи неживой —как бы зарница зыбкой синевойза ним на повороте полыхнула.Он пролетел, и не осмыслить мне,что через час мелькнет зарница этаи стрекотом, и судорогой светапо занавеске… там… в твоем окне.21 января 1923