Стихотворения

612. ПИСЬМА

Вот письма, все — твои (уже на сгибах тают

следы карандаша порывистого). Днем,
сложившись, спят они, в сухих цветах, в моем
душистом ящике, а ночью — вылетают,
полупрозрачные и слабые, скользят
и вьются надо мной, как бабочки: иную
поймаю пальцами, и на лазурь ночную
гляжу через нее, и звезды в ней сквозят.

23 января 1923

613. ЭФЕМЕРЫ

Посв. В. И. Полю

Спадая ризою с дымящихся высот

крутого рая — Слава! Слава! —
клубится без конца, пылает и ползет
поток — божественная лава…
И Сила гулкая, встающая со дна,
вздувает огненные зыби:
растет горячая вишневая волна
с роскошной просинью на сгибе.
Вот поднялась горбом и пеной зацвела,
и нежно лопается пена,
и вырываются два плещущих крыла
из пламенеющего плена.
И ангел восстает стремительно-светло,
в потоке огненном зачатый,
— и в жилках золотых прозрачное крыло
мерцает бахромой зубчатой.
И беззаветную хвалу он пропоет,
на миг сияя над потоком,
— сквозными крыльями восторженно всплеснет,
исчезнет в пламени глубоком.
И вот возник другой из пышного огня,
с таким же возгласом блаженства:
вся жизнь его звенит и вся горит, звеня,
и вся — мгновенье совершенства.

——

И если смутно мне, и если даль мутна,

я призываю эти зыби:
растет горячая вишневая волна
с роскошной просинью на сгибе…

26 января 1923

614. «И утро будет: песни, песни…»

И утро будет: песни, песни,

каких не слышно и в раю,
и огненный промчится вестник,
взвив тонкую трубу свою!

Распахивая двери наши,

он пронесется, протрубит,
дыханьем расправляя чаши
неупиваемых обид.

Весь мир, извилистый и гулкий,

неслыханные острова,
немыслимые закоулки, —
как пламя, облетит молва.

Тогда-то, с плавностью блаженной,

как ясновидящие, все
поднимемся — и в путь священный
по первой утренней росе!..

30 января 1923

615. «Глаза прикрою — и мгновенно…»

Глаза прикрою — и мгновенно,

весь легкий, звонкий весь, стою
опять в гостиной незабвенной,
в усадьбе, у себя, в раю.

И вот из зеркала косого

под лепетанье хрусталей
глядят фарфоровые совы —
пенаты юности моей.

И вот, над полками, гортензий

легчайшая голубизна,
и солнца луч, как Божий вензель,
на венском стуле, у окна.

По потолку гудит досада

двух заплутавшихся шмелей,
и веет свежестью из сада,
из глубины густых аллей,

неизъяснимой веет смесью

еловой, липовой, грибной:
там, по сырому пестролесью,
— свист, щебетанье, гам цветной!

А дальше — сон речных извилин

и сенокоса тонкий мед.
Стой, стой, виденье! Но бессилен
мой детский возглас. Жизнь идет,

с размаху небеса ломая,

идет… ах, если бы навек
остаться так, не разжимая
росистых и блаженных век!

3 февраля 1923