Стихотворения

Под строгим куполом, обнявшись, облака
легли задумчивой, готическою аркой,
как красный взгляд лампад, застенчиво-неяркий
дрожит вечерний луч, лиясь издалека.

Тогда в священные вступаю я века;

как мрамор строгих плит, кропя слезою жаркой
страницы белые, я плачу над Петраркой,
и в целом мире мне лишь ты одна близка!

Как гордо высятся божественные строки,

где буква каждая безгрешна и стройна.
Проносятся в душе блаженно-одинокой

два белых Ангела: Любовь и Тишина;

и милый образ твой, и близкий и далекий;
мне улыбается с узорного окна.

II.

Но жизни шум, как режущий свисток,
как в улье гул жужжаний перекрестный,
бессмысленный, глухой, разноголосный
смывает все, уносит, как поток.

Раздроблены ступени строгих строк,

и вновь кругом воздвигнут мир несносный
громадою незыблемой и косной,
уныло-скуп, бессмысленно-жесток.

Разорваны видений вереницы,

вот закачался и распался храм;
но сердцу верится, что где-то там,

где спят веков священные гробницы,

еще плывет и тает фимиам,
и шелестят безгрешные страницы.

III.

Как цепкий плющ церковную ограду,
моя душа, обвив мечту свою,
не отдает ее небытию,
хоть рвется тщетно превозмочь преграду.

Нельзя продлить небесную отраду,

прильнуть насильно к райскому ручью…
мятежный дух я смерти предаю,
вторгаясь в Рай, я стану ближе к Аду!

Вот из-под ног уходит мрамор плит,

и за колонной рушится колонна,
и свод разъят… Лишь образ Твой, Мадонна,

немеркнущим сиянием залит,

лишь перед Ним сквозь мрак и клубы дыма
Любовь и Смерть горят неугасимо!

Рассказ Иларио

Вчера в тени собора Santa Croce
мне некий муж торжественно предстал.
но в мир иной его глядели очи,

туда, где сумрак строгий сочетал

в один узор все арки и колонны,
и про себя молитву он шептал.

«Что ищешь здесь! — спросил я изумленный,—

что в наш собор дух скорбный привело!» —
к пришельцу взор склоняя благосклонный.

А он молчал, как прежде, но чело

и очи были к куполу подъяты.
в нем странно все страшило и влекло,

и свой вопрос я повторил трикраты,

и скорбный взор он тихо опустил,
и трепетом мы были все объяты,

и волосы мне ветр пошевелил.

Казалось мне, на нем горит порфира,
но он с улыбкой вдруг проговорил:

«Брат, я устал и ныне жажду мира!»

Signum Mortificationis