Стихотворения

Страшней и крепче не было союза
меж Господом и смертным никогда!..
Вся жизнь твоя, многострадальный Суза,

ряд подвигов, мучений и стыда!..

Ты в каждом брате прозревал Иуду,
в плодах земных — яд райского плода,

отверженник, от колыбели всюду

ты осязал дыханье Сатаны,
едва спасенью верить смел, как чуду.

Ты вопросил, — и тайны Ада сны

разоблачили пред тобой до срока:
весь ужас неискупленной вины,

средь грешных сонмов, мучимых жестоко,

в стране Суда. где милосердья нет,
твой бледный лик твое ж узрело око,

и, пробудясь, ты страшный дал обет,

и стала жизнь твоя лишь жаждой муки,
и эти муки длились сорок лет.

Где б ни был ты, повсюду, в каждом звуке

ты слышал стук вбиваемых гвоздей,
распятые ты всюду видел руки;

ты жил один. страша собой людей,

как червь, иглой пронзенный, извиваясь,
и воплями смущая сон полей.

Но жаждал ты, слезами обливаясь,

лишь одного — продлить расплаты срок,
Отца-заимодавца ужасаясь,

и здесь отбыть положенный урок.

Итак, в гробу одной ногою стоя,
ты умирал и умереть не мог.

И было в этом знаменье благое!

Омыть в крови, как в огненной росе,
как мытарь, славословье лишь простое

ты смел шептать, простерт на колесе;

ты предал чину страшных покаяний
все деланья и помышленья все.

Ты меру превозмог земных страданий,

безумец, ты призвал на помощь ад
и преступил раскаяния грани.

Так день за днем от головы до пят

от язв гвоздиных яростно язвимый,
зажжен багровым заревом стигмат,

от смерти силой вышнею хранимый,

ты жаждал новых мук. и скорбный лик,
рыдая, отвратили серафимы.

Но ты, гася, как пламя, каждый крик,

питал под шерстяною власяницей,
как змей железных, звения вериг;

томим видений черной вереницей,

ища для язв повсюду новых мест,
страшась, чтоб сон не тяготил ресницы,

на раменах носил тяжелый крест,

утыканный дубовыми шипами,
молясь, да каждый плоть язвит и ест!

Ты шествовал запретными тропами,

бдел по ночам, по пояс обнажен,
осыпав язвы жадными клопами,

тысячекратно каждый час сожжен;

но те часы тебе казались кратки,
и вот, чтоб был Лукавый посрамлен,

ты сшил из кожи черные перчатки

и в них вонзил сто пятьдесят гвоздей,
и были сердцу их лобзанья сладки.

О, только раз на миг души твоей

коснулся луч и слезы умиленья
исторгнул из твоих слепых очей,

ты мирным сном забылся на мгновенье,

но снова тьма покрыла все кругом,
и вновь помчались адские виденья.

Но ты не пал, очнувшись пред Врагом,

до гроба дверь замкнул у темной кельи
и каждый луч с тех пор считал грехом,

страшась, как ада, райского веселья.

Ты голодал, спал на гнилой двери,
как зверь, в жару кровавого похмелья:

рыдая от зари и до зари,

ни на мгновенье не касаясь тела,
сказав надежде навсегда «Умри!»,

раскаянью не зная лишь предела…

И вот в виденье огненном Господь
предстал твоей душе оцепенелой,

вещая грозно: «Раб, казнящий плоть,

восстань из мрака ныне к жизни новой,
Наш гнев ты смел страданьем побороть;

восстань, гордец упрямый и суровый,

Я сам тебе отверзну райский сад,
но ведай днесь, когда б не Наше слово,

раскаянье твое пожрал бы Ад!»

Так, вняв Отцу, скончался бедный Суза,
и плоть его нетленна, говорят…

Когда ж и мы расторгнем наши узы,

и нас вернет безумье небесам
восстановить попранные союзы?..

Святой страдалец! Ты — прообраз нам,

отверженным, безумным, окаянным!
Дай мне прильнуть к твоим святым огням,

к твоим рубцам и язвам покаянным!..

Зажечь стигматы от твоих стигмат!
Да буду век безумным, сирым, странным!

Да вниду в Рай, благословляя Ад!..