Услышав зов, склонилась я к подножью,дух ангельский и девственное телопредав Кресту, объята сладкой дрожью,и, плоть свергая, тихо отлетела.(Последнее то было обрученье!)Поникли руки, грудь похолодела,и замерло предсмертное биение;вот отступили дальше в полумракмерцанья, славословья, песнопенья;как воск мощей, простерта в строгой раке,беззвучно я запела «Agnus Dei!»,и вот святые проступили знаки;и миг последний был всего страшнее,но тень крыла мне очи оградила,я каждый миг свободней и смелеепо ступеням безмолвья восходила,и близясь каждый миг к иным преградам,при шаге каждом крепла в сердце сила.Мой верный Страж ступал со мною рядом,меня в пути высоком ободряято благостным, то непреклонным взглядом.Вот заструились дуновенья Раянеизреченны и невыразимы,и луч не дрогнул, сердце мне пронзая.А там, внизу, как стадо агнцев, дымы,у наших ног теснясь благочестиво,не двигались… Но мы неуловимы,их ласке улыбнувшись торопливо,влекомы восхождением упорным,восстали там, где для души счастливойпоследний путь отверст в окне узорном,где искони в борении согласном —два светоча на перепутьи горном —луч белой Розы сочетался с красным…Взглянула я, и вдруг померкли взоры,и лик Вождя явился мне ужасным,я вопросила с трепетом: «Который?»Смешалось все, и сердце ослабело,и замолчали ангельские хоры.Я взоры вниз потупила несмело,в груди сомненье страшное проснулось:«Чье мертвое внизу простерто тело?» —и вдруг в смертельном ужасе очнулась.