Пахнет бензином над бурой водойСолнце за тучей сыройБотик моторный пропыхал «Жюстин»В дождь. Неприятно один.Бросил вдруг в Сену бутылку арабГрек откусил свой кебабСлева француза целует французКаждый имеет свой вкус.Ива. Каштан. Лавровишня и ельСправа бродяга забившийся в щельВ тряпки. Гнездо из кусков одеялОн гениально создалДевушка с толстым хорошим бедромЗанята длинным хорошим письмомВ парк вдруг заходит печальный НиктоЧлен показать из пальтоГолубь увечный летает не злясьЛапа отпала гноясьНо ничего — проживет он и такСкачет и жрет он маньяк«Живы мы!» «Выжить!» — природа кричитКаждый имеет уверенный видДаже волна весела и бодраФорму имеет бедра. . . . . . . . .Если бы был авиатор мне другОн оказал бы ряд важных услугТак над Парижем из газовых струйОн написал бы мне ХУЙ. . . . . . . . . .Знаю я женщину — ей сорок пятьОх как не хочет она увядатьЖенщиной быть она хочет всегдаНежною щелкой гордаМне приходилось работать ХристомИ не с одной Магдалиной притомКаждую нужно ободрить поднятьНовое имя ей датьЦелая очередь бледных блудницХуже чем в худшей из худших больницМимо прошли. Я работал ХристомЖил этим тяжким трудомВ парке весь мир как бы в капле росыПроизошли у бродяги усыДевушка с толстым и мягким бедромСела с арабом вдвоемПерестановкою света и тучОт Нотр-Дама протянут нам лучМы уцепились… И вот на пальтоКончил за всех нас Никто…