Тогда восстала горная порода,Камней нагромождение и сердец,Медь Рио-тинто бредила свободой,И смертью стал Линареса свинец.Рычали горы, щерились долины,Моря оскалили свои клыки,Прогнали горлиц гневные маслины,Седой листвой прикрыв броневики,Кусались травы, ветер жег и резал,На приступ шли лопаты и скирды,Узнали губы девушек железо,В колодцах мертвых не было воды,И вся земля пошла на чужеземца:Коренья, камни, статуи, пески,Тянулись к танкам нежные младенцы,С гранатами дружили старики,Покрылся кровью булочника фартук,Огонь пропал, и вскинулось огнемВсе, что зовут Испанией на картах,Что мы стыдливо воздухом зовем.1938
В Барселоне
На Рамбле возле птичьих лавокГлухой солдат — он ранен был —С дроздов, малиновок и славокГлаз восхищенных не сводил.В ушах его навек заселиНочные голоса гранат.А птиц с ума сводили трели,И был щеглу щегленок рад.Солдат, увидев в клюве звуки,Припомнил звонкие поля,Он протянул к пичуге руки,Губами смутно шевеля.Чем не торгуют на базаре?Какой не мучают тоской?Но вот, забыв о певчей твари,Солдат в сердцах махнул рукойНе изменить своей отчизне,Не вспомнить, как цветут цветы,И не отдать за щебет жизниБлагословенной глухоты.1938
«Горят померанцы, и горы горят…»
Горят померанцы, и горы горят.Под ярким закатом забытый солдат.Раскрыты глаза, и глаза широки,Садятся на эти глаза мотыльки.Натертые ноги в горячей пыли,Они еще помнят, куда они шли.В кармане письмо — он его не послал.Остались патроны, не все расстрелял.Он в городе строил большие дома,Один не достроил. Настала зима.Кого он лелеял, кого он берег,Когда петухи закричали не в срок,Когда закричала ночная бедаИ в темные горы ушли города?Дымились оливы. Он шел под огонь.Горела на солнце сухая ладонь.На Сьерра-Морена горела гроза.Победа ему застилала глаза.Раскрыты глаза, и глаза широки,Садятся на эти глаза мотыльки.1938
«Батарею скрывали оливы…»