Батарею скрывали оливы.День был серый, ползли облака.Мы глядели в окно на разрывы,Говорили, что нет табака.Говорили орудья сердито,И про горе был этот рассказ.В доме прыгали чашки и сита,Штукатурка валилась на нас.Что здесь делают шкаф и скамейка,Эти кресла в чехлах и комод?Даже клетка, а в ней канарейка,И, проклятая, громко поет.Не смолкают дурацкие трели,Стоит пушкам притихнуть — поет.Отряхнувшись, мы снова глядели:Перелет, недолет, перелет.Но не скрою — волненье пичугиДо меня на минуту дошло,И тогда я припомнил в испугеБредовое мое ремесло:Эта спазма, что схватит за горло,Не отпустит она до утра, —Сколько чувств доконала, затерлаСлов и звуков пустая игра!Канарейке ответила ругань,Полоумный буфет завизжал,Показался мне голосом другаБатареи запальчивый залп.1938
«Нет, не забыть тебя, Мадрид…»
Нет, не забыть тебя, Мадрид,Твоей крови, твоих обид.Холодный ветер кружит пыль.Зачем у девочки костыль?Зачем на свете фонари?И кто дотянет до зари?Зачем живет Карабанчель?Зачем пустая колыбель?И сколько будет эта матьНе понимать и обнимать?Раскрыта прямо в небо дверь,И если хочешь, в небо верь,А на земле клочок белья,И кровью смочена земля.И пушки говорят всю ночь,Что не уйти и не помочь,Что зря придумана заря,Что не придут сюда моря,Ни корабли, ни поезда,Ни эта праздная звезда.1938
«В городе брошенных душ и обид…»
В городе брошенных душ и обидГоре не спросит и ночь промолчит.Ночь молчалива, и город уснул.Смутный доходит до города гул:Это под темной большой синевойМертвому городу снится живой,Это проходит по голой землеСон о веселом большом корабле,Ветер попутен, и гавань тесна,В дальнее плаванье вышла весна.Люди считают на мачтах огни;Где он причалит, гадают они.В городе горе, и ночь напролетЛюди гадают, когда он придет.Ветер вздувает в ночи паруса.Мертвые слышат живых голоса.1938
У Брунете
В полдень было — шли солдат ряды.В ржавой фляжке ни глотка воды.На припеке, — а уйти нельзя, —Обгорали мертвые друзья.Я запомнил несколько примет:У победы крыльев нет как нет,У нее тяжелая ступня,Пот и кровь от грубого ремня,И она бредет, едва дыша,У нее тяжелая душа,Человека топчет, как хлеба,У нее тяжелая судьба.Но крылатой краше этот пот,Чтоб под землю заползти, как крот,Чтобы руки, чтобы ружья, чтобы теньНаломать, как первую сирень,Чтобы в яму, к черту, под откос,Только б целовать ее взасос!1938
У Эбро