Читаем Стихотворения полностью

Он вздохнул как будто над пожарищем. —

Извините, я – в кафе, товарищи…

Видно, сердце надобно унять…»


Дело за «примерно-показательным».

Он шагнул и онемел в тиши:

В зале – пусто. В зале – ни души!

Все ушли в кафе за «отрицательным»…


1974

Круговорот природы

В природе смена вечна и быстра:

Лягушка поедает комара.


Гадюка тоже пообедать хочет,

Гадюка на лягушку зубы точит.


А где-то еж, отчаянный в бою,

Сурово точит зубы на змею.


Лисица, хитромудрая душа,

Сощурясь, точит зубы на ежа.


А волк голодный, плюнув на красу,

Порою точит зубы на лису.


Лишь люди могут жить и улыбаться,

Поскольку людям некого бояться.


Но, видимо, судьба и тут хохочет:

А люди друг на друга зубы точат!..


1975

О трескучей поэзии

Когда «модерняги» пишут стихи —

То всех оглушают бредовым криком,

А кто-то их слушает с умным ликом,

Мол, мы понимаем и мы не глухи.


Бедняги, ну что вы себя терзаете,

Как будто иной и дороги нет?!

Неужто вы что-нибудь потеряете,

Сказав, что бессмыслиц не понимаете,

Что вопли есть вопли, а бред есть бред?!


Что громкая, пестрая суесловость —

Как «голый король» для наивных глаз,

И что модерновость – давно не новость

И все это было уже сто раз!


Признайтесь, что сердца согреть не может

Набор из бахвальски-трескучих строк,

Что втайне вам в тысячу крат дороже

Есенин, Твардовский, Светлов и Блок.


И кто б ни грозил вам порой мечами,

Не бойтесь мнения своего.

Держитесь как львы. И увидите сами,

Не будет за это вам ничего!


1975

Колдовские травы

Хоть ты смеялась надо мной,

Но мне и это было мило.

Ни дать ни взять – дурман-травой

Меня ты втайне опоила.


Я не был глуп и понимал:

К твоей душе не достучаться.

Но все равно чего-то ждал —

С мечтой ведь просто не расстаться!


Нет, взгляды, что бросала ты,

Совсем не для меня светили.

И птицы счастья, и мечты

С моими рядом не кружили.


Я все рассудком понимал,

Смотрел на горы и на реки, —

Но будто спал, но будто спал,

Как зачарованный навеки.


И чуть ты бровью шевелила —

Я шел безгласно за тобой.

А ты смеялась: «Сон-травой

Тебя я насмерть опоила!»


Но и во сне и наяву,

Как ни тиранствуй бессердечно,

А все же злому колдовству

Дается царство не навечно!


О, как ты вспыхнула душой

И что за гнев в тебе проснулся,

Когда я, встретившись с тобой,

Однажды утренней порой

Вдруг равнодушно улыбнулся.


Не злись, чудная голова,

Ты просто ведать не желала,

Что есть еще разрыв-трава,

Ее мне сердце подсказало!


1976

Лучший совет

Почувствовав неправою себя,

Она вскипела бурно и спесиво,

Пошла шуметь, мне нервы теребя,

И через час, все светлое губя,

Мы с ней дошли едва ль не до разрыва.


И было столько недостойных слов,

Тяжеловесных, будто носороги,

Что я воскликнул: – Это не любовь! —

И зашагал сурово по дороге.


Иду, решая: нужен иль не нужен?

А сам в окрестной красоте тону:

За рощей вечер, отходя ко сну,

Готовит свой неторопливый ужин.


Как одинокий старый холостяк,

Быть может, зло познавший от подруги,

Присев на холм, небрежно, кое-как

Он расставляет блюда по округе:


Река в кустах сверкнула, как селедка,

В бокал пруда налит вишневый сок,

И, как «глазунья», солнечный желток

Пылает на небесной сковородке.


И я спросил у вечера: – Скажи,

Как поступить мне с милою моею?

– А ты ее изменой накажи! —

Ответил вечер, хмуро багровея. —


И вот, когда любимая заплачет,

Обидных слез не в силах удержать,

Увидишь сам тогда, что это значит —

Изменой злою женщину терзать!


Иду вперед, не успокоив душу,

А мимо мчится, развивая прыть,

Гуляка-ветер. Я кричу: – Послушай!

Скажи мне, друг, как с милой поступить?


Ты всюду был, ты знаешь все на свете,

Не то что я – скромняга-человек.

– А ты ее надуй! – ответил ветер. —

Да похитрей, чтоб помнила весь век.


И вот, когда любимая заплачет,

Тоскливых слез не в силах удержать,

Тогда увидишь сам, что это значит —

Обманным словом женщину терзать!


Вдали, серьгами царственно качая,

Как в пламени, рябина у реки.

– Красавица, – сказал я. – Помоги!

Как поступить мне с милою, не знаю.


В ответ рябина словно просияла.

– А ты ее возьми и обними!

И зла не поминай, – она сказала. —

Ведь женщина есть женщина. Пойми!


Не спорь, не говори, что обижаешься,

А руки ей на плечи положи

И поцелуй… И ласково скажи…

А что сказать – и сам ты догадаешься.


И вот, когда любимая заплачет,

Счастливых слез не в силах удержать,

Тогда узнаешь сам, что это значит —

С любовью слово женщине сказать!


1976

Сновидения

Может, то превратности судьбы,

Только в мире маловато радостей,

А любые трудности и гадости

Так порой и лезут, как грибы.


Ты решишь сурово отвернуться,

Стороной их где-то обойти,

А они, как черти, обернутся

И опять маячат на пути.


И когда приходится справляться:

– Как спалось? – при встрече у друзей,

Часто слышишь: – Ничего, признаться,

Только сны мне почему-то снятся

Ну один другого тяжелей!


Впрочем, не секрет, что сновидения —

Не картин причудливых поток,

А в какой-то мере отражения

Всех дневных волнений и тревог.


Эх, сказать на свете бы любому

Человеку: – Милый ты чудак!

Если б жизнь нам строить по-иному:

Без грызни, по-светлому, не злому,

Мы и спали б, кажется, не так!


1976

«Кроткие» мужчины

Весенним утром четверо мужчин

Шагали на рыбалку оживленно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза